Облака – обычное состояние земной оболочки. Девяносто процентов полётов проходит над облаками… Что он знал о них раньше? Ровным счётом ничего. Облака, мол, – процесс, эффект хрупкого равновесия. Расположены среди особых слоёв; тают сверху и сгущаются снизу. И планета смотрится хрупкой игрушкой в вате облаков.

Самые верхние, перистые – облака ледяные. Ниже ватные, кучевые на трех-пяти километровой высоте. Ещё ниже слоистые – ячеистая пелена.

В среднем в Москве, например, сто одиннадцать суток пасмурно, семьдесят ясно, а остальные полгода – ни то, ни сё. Облаками закрыто две трети земного шара. Вот и всё, что он знал об облаках. Только это всё вступление, теория, а практика? Видишь синие «пальцы»-лучи на восходе через облака. Грозовые облака на горизонте выглядят грибами и похожи на атомный взрыв. Раз Жан видел над Канарскими островами словно дорожка Кармана вихрь влево вроде запятой, вихрь вправо. А в другой раз видел, словно снегоход прошел – следы от протекторов. И ещё раз – будто ледоход на реке – на пятьсот с лишним километров облачные кольца. Или здесь над Россией. Астраханская область целиком закрыта, а вдоль Волги точно бульдозер прошёл.

Поначалу Жан любовался и сплошной облачностью, отмечая снеговые поля, из которых местами поднимались отдельные горы, забавлялся игрой света и воды, но потом удивился открыв, что облачность отслеживает наземный рельеф и сопровождает течения. Вертикальные потоки имели вид расцветших гвоздик на сплошной облачности. (Словно гейзеров фонтанчики, – заметила Софи).

Раз ему посчастливилось наблюдать «линзу атмосферы». В иллюминаторе невооруженным глазом, он словно через линзу смотрел. Солнце светило сбоку на восходе, а под собой Жан видел поверхность, как в шестикратный бинокль.

Над Восточно-Китайским морем станция вошла в тень. Впереди Жан увидел сильную грозу: беззвучная канонада, сплошной огонь. Сначала вспыхивало огненное пламя и умирало, полторы секунды дрожа, переливаясь всеми цветами радуги. Буйствовала атмосфера, вспышки по трассе примерно на триста километров слева и справа. Отблески в станции, а облачность ширмой, вся просвечивается. Китайское море – китайский театр теней, а дальше над океаном облака сходят на нет и тонкая кисея облачности.

– Что это? Вспышки через облака. Сергей, Софи, где летим?

– Австралия. Записывай..

– Да, что это? Неужели? Не может быть..

– Всё может, Жан. Передают сваркой или лазером. Пожалуй, сваркой. Пиши.

– Пишу.

Позже разбираясь, путались, хотя и сразу догадались, что послание не только кодом Морзе, но и не на родном языке. В английском были они сильны в равной степени, но в целом – не очень. Радость и удивление от внеурочной заоблачной вахты Жана. Впрочем, они помнили, что на Земле уже много раз принимали сигналы иных цивилизаций. Очень хочется выдать желаемое за действительное. Да, и английский знали они так-сяк, на троечку. Из всего, что поняли, выходило: … прибудет грузовой корабль… и советы, как проверить бортовые передатчики.

Это победа. И неприятный и трудный день вдруг сделался праздником.

Над Парижем они приняли французское послание. Вполне отчетливо и уже точно посланное «сваркой». В нём удивлялись, спрашивали: почему не используются бортовые передатчики, назначались связные часы. Через неделю стартует грузовой корабль. И не могли бы они ответить хотя бы аналогичным способом?

Нет, к сожалению, они не могли: выход невозможен, а через иллюминатор связь не получается. С ещё большим рвением они принялись за радиосвязь. Отчего вышла из строя избыточная радиосвязь? Комплекс глух при всем его многократном дублировании. Из всего бортового связного оборудования отсутствует лишь телетайп «Строка», который не успели заменить.

Отчего эти приёмники-передатчики не работают во всех диапазонах? Во всяком случае имеется причина, которая вывела их из строя, и это вовсе не отсутствие их на станции, как они считали до этого. Скорее связано с питанием. Только сбои в электроснабжении могли разом исключить всё.

Важное дело – уверенность. И они принялись сращивать кабели выхода. Они единственно остались целыми, должно быть, из-за особой технологии: основной длинный, двадцатиметровый и короткие. Однако как срастить их без паяльника?

Впрочем паяльник они сами быстро изготовили, и началась кропотливая работа, проверка-прозвонка, попытки изолировать, а при невозможности просто разнести. Наконец, всё было сделано и наступило утро ожидания. По их мнению блоки связи были соединены, но до зоны осталось лететь почти что три витка и за это время пересечь два океана и два материка. Очень трудным оказалось это ожидание. Всё валилось из рук.

Нервничала Софи. Она когда-то читала о добровольцах, проведших в пещере год. Люди жили в пещерах и в начале цивилизации. В горах Загроса нашли древнее поселение. В Шапидарской пещере прожили сто тысяч лет, и теперь обитают курдские пастухи. И казалось, она привыкла и не требует усилий. Однако всё это не для неё. И жизнь в «Биосах» не для неё. Разве что в «Биосфере-2»? «Аризонская бутылка» – очень велика, с людьми, растениями, зверьми, с своим ливневым лесом и коралловым рифом. Американцы всё делают с размахом, и закрывают глаза на то, что за четверть века до них те же русские, в своих тесных «Биосах» по полгода жили с регенерацией, с замкнутыми циклами, разве что без невесомости. А потом они жили по году и в космосе, но непременно со связью и совсем не так, как теперь они.

В трудные минуты Софи взглядывала на Жана и успокаивалась. Что не говори, в нём есть ещё много от ребенка – мягкость детского абриса, непропорциональность головы. Такие черты успокаивают. Но теперь она вся в ожидании и не хочется никого видеть. В спальнике есть светильник и можно писать, закрывшись молнией. Софи уплыла в свой модуль и забралась в спальник, не в силах просто ждать.

Жан и Сергей занимались своими делами. У них хватило такта оставить в покое «Хозяйку медной горы».

– Что с ней?

– Думаю, ничего.

– Готовится к уроку?

– Да, ожидает первый звонок.

– Сирену разгерметизации?

– Не каркай. Не дай бог. Может, отключим её? Иначе Софи не выдержит. Ведь это как себя настроить. Был случай. Ребята заспорили: в безлунную ночь сходить на кладбище, прикольно посидеть на свежем гробу. (Обычай такой в том месте – оставлять на первую ночь на могиле гроб). И в доказательство оставить в крышке гроба воткнутый нож. Нашелся смельчак, дошёл, посидел, засвидетельствовал – воткнул в крышку гроба нож. Нервы напряжены. Встает, а кто-то его не отпускает, держит. Нашли его на могиле мёртвым. Разрыв сердца. А дело – пустяк. Ножом он плащ к крышке пришпилил. Только и всего-то.

Софи никого не хотела видеть в эти часы. Ей, жительнице маленького города всегда казалась нагрузкой жизнь столиц. Шум, топот, голоса, необходимость под всё подстраиваться, под торопящуюся независимую от тебя толпу. Всё это требовало всех её запасов спокойствия, а временами она чувствовала себя, как недостаточно подстраховавшийся альпинист.