дальнего угла комнаты. – Кристоф, а Вы мне нужны здесь. Понимаю, Вам не хочется вновь возиться с бумажками, но это меня не интересует. Запросите список заявлений о бесследно пропавших, поданных в дежурную часть не позднее начала месяца и сверьте их с адресами, указанными в газете, – он подошел ближе, и твердо заявил. – Мы обязаны найти этих людей.

– Есть! – воодушевленно ответил Адлер.

* * *

Только 2 адреса, указанные в газете, находились на территории города, два других – за его чертой. Один из них – в излюбленном Куроки славном городе Жатец. Криминалист Ласкин настаивал, чтобы в отдаленных районах анализ провели местные службы, но заместитель был неумолим. На его просьбу Куроки ответил: «Если не поедешь добровольно – переведу в Жатец работать».

Узнав о таком разбросе Адлер обрадовался, что ему ехать никуда не пришлось. День, проведенный за рулем, выматывал не хуже пробежки. К тому же обычно для направления в другой город необходимо получать командировочные, а сейчас на бюрократию не было времени. Благо хоть бензин служебных машин оплачивался.

К концу рабочего дня стало известно, что все 4 печати Дворжака исполнены кровью, а значит, в копилке маньяка еще 4 жертвы. Итого 7 официально подтвержденных и приобщенных к материалам случаев похищения. Размышляя об этом, Адлер сделал для себя одно очень важное и в то же время неутешительное открытие, о котором говорить пока никому не стал: не исключено, что Черный человек не всегда оставляет свой знак на местах преступления, а значит, жертв могло быть много больше. Дежурные части всех районов Праги накидали ему по факсу копии заявлений о бесследно исчезнувших. В феврале таких набралось 30 человек. За 2 месяца работы над этим делом следователю удалось понять: пик пропаж всегда приходится на праздники и выходные дни по известным причинам.

Из этой кипы Адлер выбрал женщин в возрасте от 20 до 45 лет. Согласно протоколу 30-летней давности, именно такой интервал выбирал маньяк. Мысли следователя не покидал мясник Томаш, затесавшийся в список непонятно каким образом, но это убийство Адлер счел исключением. В итоге на столе селекторного зала остались лишь 8 заявлений, но и они не давали покоя: сам того не желая, Адлер всех их нарек жертвами Дворжака.

Внутри следователя перемешивались тоска и неопределенный страх, как у человека, готовящегося к нежеланному переезду из родного города. Он уже испытывал подобные чувства, когда расставался с матерью. «От 20 до 45 лет, – подумал он. – Кристина тоже входит в этот интервал». Сердце полицейского застучало быстрее, когда в телефонной трубке раздался ее звенящий голос. Они договорились о встрече вечером после работы.

К 6ти часам в отдел прибыли Куроки с Новотным.

– Что у Вас, Адлер? – просил заместитель.

– 8 женщин, ни одна из них не жила в непосредственной близости к адресам из газет.

– Значит, выяснить, кто из них мог стать жертвой будет не просто, – раздосадовано заключил Куроки. – К нам направляют 2х человек из управления, специалистов по таким делам.

– Мы передаем это дело? – спросил у него Новотный.

– К счастью нет.

– Жаль.

Куроки продолжил.

– Несмотря на то, что в Праге достаточное количество потенциальных жертв, наш маньяк, – сказал он, словно говорил о ком-то из своих знакомых, – не поленился выехать за пределы города. Значит, жертвы могут быть не случайны. Но руководству все равно. Оно приняло решение усилить патрули в ночное время, особенно в тех районах, где похищений еще не происходило.

Сегодня разрешаю Вам уйти пораньше и отдохнуть. Завтра предстоит долгий день. Адлер, что касается Вас: не проспите.

* * *

За непродолжительным стуком в двери послышался трезвон. Очевидно, человек, находящийся на улице, не сразу отыскал звонок. Санитарка Больницы Святого Карла Бромейского Кристина Комичева открыла входную дверь, придерживая свободной рукой полотенце, обвившее голову. Увидев на пороге Адлера, она улыбчиво поздоровалась и удалилась вглубь дома. Запотевшие изнутри окна напоминали матовую пленку. Следователь нерешительно шагнул внутрь и спросил:

– У тебя все нормально?

– Да, – послышалось из ванной. – Не хочешь прогуляться?

– Конечно, – ответил Адлер, хотя после прохлады улицы рассчитывал отдохнуть в тепле. – Куда пойдем?

– Мне нужно забрать из садика мальчика, – едва слышно сказала она, то ли случайно, то ли специально прикрывая лицо полотенцем.

Следователь опешил.

– Какого мальчика? – спросил он, стараясь звучать не претенциозно.

– Одного хорошего мальчика, – улыбнулась ему Кристина.

Адлер и представить не мог, что у нее может быть семья. Он взглянул на ее тоненькие длинные пальчики, выискивая на них следы обручального кольца, но ничего не обнаружил – то ли она сняла его перед душем, то ли у нее его и вовсе никогда не было. Спросить напрямую о мальчике следователь не решился. Надеясь, что все прояснится само собой, он предпочел молча подождать, пока она оденется.

Вечер выдался на удивление сухим и даже теплым. Куранты Староместской площади успели досчитать лишь до восьми, но некоторые посетители вечерних кафе уже успели обрести унылый вид, точно отдыхали с утра, потому позволяли себе фривольные высказывания и грубый тон. Другим, проходящим мимо, это не нравилось, но они ограничивали свое недовольство косыми редкими взглядами. К последним относились Кристоф Адлер с Кристиной Комичевой и ее предполагаемым ребенком.

«Мальчиком из садика» оказался 6-летний рыжеволосый Ярослав. Адлер обратил внимание на то, что голову Кристины украшают русые волосы, хотя это ни о чем не говорило. Увидев, с каким усердием Ярослав несет свой небольшой рюкзачок, следователь не выдержал и решил помочь.

– Давай я понесу твою сумку, – предложил он.

– Не нужно, дядя, – уверенно ответил мальчик. – Мама сказала, что я должен носить свои вещи сам.

Вскоре они вышли к набережной. Ярослав убежал немного вперед, радостно распугал скопившихся на перилах ворон. Кристина поначалу отговаривала юнца от неосторожной беготни, но вскоре смилостивилась и уже потакала его играм.

– А где папа? – осторожно спросил следователь, негромко, чтобы мальчик не услышал.

– Кто ж его знает, – несколько погрустнев, ответила она. – Он еще до родов дал понять, что не готов заниматься воспитанием сына.

Адлер почувствовал повисшую в воздухе неловкость.

– Я тоже рос без отца, – сообщил он, стараясь выглядеть как можно мужественнее. – Все, что он оставил – это наручные часы, – он показал их, засучив рукав. – Иногда мне хочется верить, что у отца были веские причины оставить семью. А иногда хочется встретиться с ним, и молча набить ему рожу, но каждый раз я понимаю: это уже… – он запнулся, – это ничего не изменит.

Услышав тоску в голосе, Комичева молча взяла его под руку.

– Все хорошо, – сказала она. – Неважно кто застилал твою постель,