Потом Игорь придумал концепцию «Большой телеги» – чтобы дать мне повод качественно поездить. Теоретически, считается, будто я люблю путешествовать, но на самом деле, мне надо быть в контакте с пространством, и оказалось, что лучший контакт – это приехать и ныть: дяденька, расскажи сказку! Работает на ура.

И вот уже потом, с этим опытом глубокого деятельного контакта с разными городами, оказалось возможно приступать к «Сказкам старого Вильнюса». Потому что этот город, рожденный силой письменного слова, очень ждал, когда уже кто-то придет и напишет его таким, как он себя себе представляет. Потому что его голод по себе настоящему (по драгоценной части себя, по своей подлинной связи с духом) сравним, разве что, с моим.

В итоге оказалось, что главное мое умение это наработанное еще в раннем детстве нытье: «Дяденька, расскажи сказку!» И умение не только слушать, но и добавлять от себя ровно то, что хотел бы сказать рассказчик, да слов не нашел.

Давай я тебе напомню то, что услышал от тебя в процессе письма первого сборника. Что ты расколдовываешь город. Что из довольно неприветливого места ты делаешь классного, болтливого, продуваемого всеми ветрами чувака, с которым очень здорово дружить. А получается, что, скорее, тебе удалось перевыговорить и его, и себя?

Ну вот мне кажется, что да. Я же тоже очень постепенно понимаю, что происходит. До меня только, может быть, год назад дошло, как мы вообще похожи с этим городом.

Я имею в виду, что никто из нас не однозначен. Тем более город! Столько всего понамешано.

И важно тут – на что мы станем обращать внимание. Внимание – это все-таки великой силы магический инструмент. Игнорируемое чахнет, а то, что мы замечаем и обговариваем, набирает вес и плотность. Это правда так работает.

Ну вот как я держусь силой внимания тех людей, которые меня любят и видят все самое клевое, игнорируя минуты слабости и не особо эффектный экстерьер, так и город держится силой внимания – моей и читателей. Мы тут хором говорим про него самую прекрасную часть правды (не врем, а просто избирательно говорим правду, это важно), и хором же игнорируем всякую фигню. От такого кто угодно расцветет!

Ну в общем, подводя некоторый итог. Именно после «Телеги» и «Сказок» появилась постановка вопроса не «такие штуки происходят вот с такими людьми и вот такой ценой», а «такие штуки происходят вот так, достаточно войти в состояние веселого голода».

И я должен сказать, что, пожалуй, сейчас в литературе это очень редкое явление. При том, что очень-очень востребованное. А уж насколько оно востребованное в жизни, и говорить не приходится.

Я вообще думаю, что мой основной месседж каждому человеку, с которым я имею дело: не смей быть меньше самого себя!

Или хуже.

Ну, для меня «меньше» – это и есть «хуже». Это задействование слишком малой части сознания. А что может быть хуже вообще! Все равно что оказаться в пустыне с рюкзаком НЗ и жрать песок, потому что и рюкзак снимать лень, и застежки расстегивать.

Вообще, когда учишься любить, очень важно научиться любить что-то (кого-то), что не дает фидбэк по дефолту. Научиться любить безответно. Для этого очень подходят города. После этого гораздо легче полюбить себя, потому что, будем честны, от себя фидбэк если есть, то почти всегда искаженный и принимать его как рабочий просто не надо. Вот после этого можно поворачиваться к фидбэку, и тогда, как правило, выясняется, что фидбэк есть от всего.

Причем фидбэк именно любви, а не равнодушия или сравнения.

Я сейчас имею в виду опыт любви, которая не ожидает ответа. И которого почти ни у кого нет. С городами этот опыт получить проще, после чего он довольно легко получается и с самим собой тоже. А оттуда совсем близко до веселого голода.

Скажем так, любви, которая не ожидает традиционного ответа, потому что ответ-то всегда есть, просто не всегда такой, как кажется, что «надо».

Да. Не-ожидание традиционного ответа вместо «претерпеть страдания». Согласись, это очень крутая замена.

У меня было довольно много условно безответных влюбленностей в юности, которые мне – даже тогда! – казались очень счастливыми, потому что объекты влюбленности меня чему-то учили, или просто рассказывали про свою жизнь, иногда помогали в делах. И мне казалось, круто, чего же еще! А вокруг был народ, который мне старался объяснить, что это несерьезно, что надо, чтобы целоваться лезли и прочая страсть! И даже почти сбили с толку, но, к счастью, собственным ощущениям довольно трудно не верить, а ощущения были «есть контакт».

Да. Но всем очень сильно повезло, что ты это счастливое личное устройство таки переводишь на язык «а для всех и каждого это может выглядеть вот так». Крупно повезло, замечу.

Если бы у меня не получилось сделать из этого что-то работающее, вышло бы непрактично. Столько провианта зазря, получается, перевели бы!

У меня, кстати, первые лет двадцать с гаком жизни ушло на размышления, какая от меня может быть польза. Потому что концепция пользы у меня почему-то встроенная. При очень… э-э-э… нетрадиционном понимании ее!

А потом мне рассказали про современное искусство, и с тех пор я очень хорошо знаю, что такое счастье обретения призвания (хотя, в итоге-то, это была просто разминка, как выяснилось).

Я помню, как сижу на балконе, рисую нитроэмалью на доске свою первую концептуальную картинку, и весь мир ликует, причем делает это в недрах моего организма. То есть я – это весь ликующий мир. А ведь казалось бы, концептуализм в руках наивного неуча – ужас же, что из этого может выйти хорошего?!

Касательно конкретно «Сказок» происходит одна очень важная вещь. Помимо всего прочего, к тому, что мы с тобой уже наговорили: что можно, и что это было в моей жизни, и что это меняет всю дальнейшую жизнь иногда до неузнаваемости (а может и нет, как пойдет), – помимо всего прочего, с этого ракурса «Сказки» дают опыт «не просто было, а было вот так, на веселом голоде». Если учитывать, что человеческая память каждый раз заново восстанавливает события, а не прокручивает один раз записанный фильм, то таким образом вносится поправка. Мощнейшая поправка от «было очень страшно и ни хрена не получилось, поэтому будем считать, что не было» к «было, и было весело, еще хочу».

Я хочу сказать, что это вообще потрясающий по своей эффективности способ вносить поправки в имеющуюся реальность, потому что начинать надо всегда с прошлого, никуда не денешься. Причем во всю реальность разом – и в имеющийся вполне себе на карте город, и в мировосприятие всех тех, кто эти рассказы читает.

И, главное, все это происходит не «где-то», а прямо тут, под боком, если очень хочется, можно даже съездить и найти по крайней мере улицы и дворы, а это якорь огромной силы.

Ты очень важную штуку сейчас сказал. Потому что я как тот персонаж анекдота «завсегда про это думаю». Только он про баб, а я про изменение реальности во все стороны сразу. Потому что постоянное переписывание прошлого памятью (той совокупностью работы сознания, которую принято называть «памятью») и вниманием – одно из тех действий, которые неизбежно делаем мы все, хотим того или нет. И я, конечно, сокрушаюсь, что такой важный процесс идет бесконтрольно и не по плану. Как в монологе Райкина времен нашего детства, где тот возмущается, что балерина без толку крутится, а вот если бы к ней генератор присобачить, чтобы ток вырабатывала! Вот и я точно так же сокрушаюсь – нет чтобы всем договориться, построиться и быстренько переписать текущую историю до нормального состояния мира-без-ада. Такая программа-минимум у меня. Абсолютно невыполнимая. Но приходится делать тот микроскопический мизер, который доступен. Ну не сидеть же просто так, сложив руки!