Несмотря на радость, их не покидала тревога, поэтому Сэмюэль и Уиллади велели детям не отходить далеко от дома.

– Не волнуйтесь, далеко не убежим, – клятвенно заверила Сван. – Если мы обещаем вести себя хорошо, то нам можно верить. В этот раз точно.

И дети вели себя хорошо. Все четверо. Блэйд позволил Калле сменить повязку и вымыть его дочиста, послушно примерял одежду Бэнвилла, которую Уиллади для него укорачивала, а остальные трое спокойно ждали, о всяких фокусах словно и позабыли напрочь.

Чуть позже, когда Сэмюэль пошел на выгон за Леди, чтобы дети покатались по двору, Сван и Блэйд устроились в кресле-качалке. Блэйд поджал под себя ноги, а на колени положил листок бумаги. Бумагу и огрызки карандашей дала Калла, заметив, что он рисует на земле. Оказалось, мальчик рисует совсем по-взрослому, изображает все таким, как в жизни. Дом, поля, безбрежное море цветов. Сван следила то за мельканием его рук, то за поединком братьев – те боролись на руках за столиком для пикников. Нобл был ближе к победе, он превосходил брата силой, но Бэнвилл без конца отвлекал его вопросами.

– У тебя что-то на уме, – шептал он таинственно, будто на спиритическом сеансе. – Я чувствую.

И всякий раз Нобл на долю секунды ослаблял хватку. И Бэнвилл успевал напрячь руку или поудобнее поставить локоть. На победу он не рассчитывал, но и брату заскучать не давал.

Нобл, которого выходки Бэнвилла обычно бесили до крайности, только посмеивался. Блэйд отвлекался от рисунка и тоже смеялся. Все здесь такие веселые, такие добрые, что голова идет кругом. Во всяком случае, если ты прожил всю жизнь с Расом Белинджером.

– Останусь здесь навсегда, – шепнул он Сван. Не заговорщицки, как Бэнвилл, а как о самом сокровенном желании, которое не в силах высказать вслух.

– Все равно когда-нибудь придется уехать, – ответила Сван. – Мы ведь здесь не насовсем. Мы тут не живем, а только гостим.

Блэйд не понял, и Сван принялась объяснять:

– Видишь ли, если у тебя папа священник, то кочуешь с места на место, только в этом году переезжать нам было некуда, а бабушке Калле было одиноко, когда дедушка… как бы это сказать?…неожиданно умер, вот мы и решили пожить у нее. Но скоро нас позовут в другую церковь, и мы опять уедем, и если все сложится, то и тебя возьмем.

Блэйд опешил:

– Мы будем жить в церкви?

– Нет, не в самой церкви, а в домике при церкви, рядом или напротив, чтобы прихожане видели, чем мы заняты.

– Ааа… – протянул Блэйд. Теперь все понятно.

– Странные они, прихожане, – увлеклась Сван. О церкви она могла говорить долго и с удовольствием. – Им не угодишь, и всегда есть группировка – те, кто после службы собираются у кого-нибудь дома и пьют кофе, если проповедь была чересчур горячая и кого-то задела, – в общем, всегда есть группировка, которая ищет повод сместить пастора. Вот мы и колесим с места на место. Потому что рано или поздно группировка побеждает. Но прихожане, в общем, милые люди. Даже те, кто в группировке, тоже милые, только не у тебя за спиной.

– Сван, что ты ребенку голову морочишь? – Это был Сэмюэль. Он как раз привел Леди.

– Объясняю, чего ждать, когда мы получим приход и дом при церкви.

Сэмюэль протянул Ноблу поводья и сел в кресло-качалку.

– Мы еще не знаем, как жизнь повернется, – сказал он детям. – Не хотелось бы давать обещаний, которых мы можем не сдержать.

Блэйд, все это время не сводивший единственного глаза с Сэмюэля, вновь стал рисовать, машинально, будто лишь движения карандаша в его власти, а все остальное – нет. Из слов Сван он не понимал и половины, зато прекрасно понял ее отца. Сэмюэль от души пожалел, что не может сказать мальчику то, что тот хочет услышать. Нет, не может.

– Думаю, сейчас надо просто радоваться, что мы вместе, и полагаться на Бога. Он все устраивает так хорошо, как нам и не снилось.

Блэйд обратился к Сван за переводом. Как всегда.

– Кто это. Бог? – спросил он, вновь перейдя на шепот.

– Это трудно объяснить, – сказала Сван. – Но ты не волнуйся. Поживешь с моим папой – скоро узнаешь о Боге все, что нужно знать.

Той проснулся днем, часа в четыре, но не потому что выспался. Просто Сван шуршала, когда доставала из-под кровати его башмаки. Той открыл глаза и увидел, как Сван на цыпочках выходит из комнаты. Так и тянуло спросить, что она задумала, но проще узнать правду, если подождать, что из этого выйдет.

А задумала Сван почистить дяде Тою башмаки. Она и свои-то никогда не чистила, а мужские ботинки и подавно. В семье Лейк главный мастер – папа, его-то и призвала на помощь Сван. Сэмюэль достал щетки и ваксу, посвятил Сван в тайны ремесла и передал дело ей в руки. Подарок – уже не подарок, если за тебя все делает другой.

– Эти башмаки, – сказала Сван Блэйду, который ей помогал – подавал то одно, то другое, – должны сиять как новенькие. Дай-ка мне вон ту щетку.

Блэйд протянул щетку. Сван принялась старательно тереть, сдула пыль.

– Дядя Той не пожалеет, что удержал тебя, – сказала Сван. – Теперь надо придумать побольше способов убедить его – пусть знает, что это лучший его поступок.

Блэйд слушал и кивал.

– Скажем, цветы, – размышляла вслух Сван. – Надо собрать ему букет. Если даришь кому-то цветы, для него весь день как праздник.

Блэйд снова задумчиво кивнул.

Сван продолжала:

– А еще нужно стараться ему угодить. Ну, сам понимаешь. Приносить что-нибудь, чтобы ему не приходилось вставать, и все такое. Дай мне вон ту тряпочку.

Сван, протянув щетку, ждала, что Блэйд заберет ее и подаст взамен тряпку, но ее помощника как ветром сдуло.

Цветник Каллы был обречен. Блэйд точно с косой прошелся по георгинам и лилейнику и был уже на пути к гортензии, когда его накрыла широкая тень. Он встретился взглядом с Каллой Мозес и заозирался, ища пути к бегству. Бежать некуда, разве что через живую изгородь из шиповника. Блэйд не знал, что такое «непроходимая живая стена», но, увидев, сразу понял, что перед ним именно она.

В руке Калла держала ведро, и Блэйд почти ожидал, что оно сейчас полетит ему в голову, но Калла протянул ведро мальчику. Блэйд машинально схватился за ручку. Ведро оказалось тяжелей, чем он думал, в него до половины была налита вода.

– Ищешь, куда поставить букет? Вот, бери. – Калла указала на охапку в руках у Блэйда и на цветы, разбросанные по земле. – Я как раз думала собрать букет и поставить на столике в гостиной. Ты, наверно, прочел мои мысли.

Большего отступления от правды ни один Мозес не мог себе позволить. Калла очутилась здесь, потому что увидела из дверей лавки, что творит Блэйд, и у нее чуть сердце не разорвалось. Впрочем, со стороны ничего не было заметно. Калла успела взять себя в руки, пока уговаривала себя не разрывать Блэйда на мелкие кусочки, и сейчас на вид была сама любезность.