Сказав это, он вдруг резко обхватил колонну руками около ее головы, и его и без того угрожающий взгляд стал по-настоящему страшным из-за повязки на глазу.

— Ты дрожишь как натянутая струна, — тихо сказал он, склоняясь к ней. — Ты ждешь, чтобы тебя отпустили на волю, чтобы тотчас улететь. Но мне это известно, и я нарочно вынул из твоей машины и из двух других, которые стоят у нас в гараже, маленький механизм, и теперь ни одна из них не заведется. Поверь, детка, мне очень жаль, что я не могу тебе доверять, но это так, и я знаю, что ты будешь вести себя как неразумный ребенок…

— Это вы ведете себя как высокомерный, наглый удельный князь, — прервала она, ненавидя его за то, что он разгадал ее планы, а еще за то, что они с бабушкой держат ее тут пленницей, распоряжаются ее жизнью, как хотят, и считают это вполне нормальным. — Я ненавижу вас, Леонардо! Я знаю, к кому вы едете в Мадрид!

— О, я нисколько в этом не сомневаюсь, — протянул он и, слегка рассмеявшись, намеренно наклонил голову и вскользь поцеловал ее раскрасневшееся лицо.

— Оставьте свои поцелуи для нее! — Лиза задохнулась от возмущения. — Меня от них тошнит! Мне они омерзительны!

— А жаль, — вздохнул он. — Ну хорошо, что тебе привезти из Мадрида? Духи, конфеты, может быть, шубу?

— Мне не нужно от тебя подарков! Ей дари все это, как ты даришь свою любовь!

— О, ты, я вижу, очень хорошо осведомлена о моих делах, — сказал он и вдруг схватил ее пальцами за подбородок, крепко стиснув его, не давая ей отвернуться. — Если бы ты была более уравновешенной, лучше разбиралась бы в мужчинах и не судила так скоро.

— Уверена, — тяжело задышала она, — что я представляю собой ее полную противоположность. Для вас должно быть мучительным, что ваша бабушка не хочет понять вас в вопросе выбора супруги. Я прекрасно понимаю, почему вы, как заяц, так стремительно мчитесь в Мадрид! Я не такой уж ребенок!

Краска залила ей лицо, она яростно бросала ему эти слова. Волосы рассыпались у нее по лбу от того, что она в гневе встряхивала головой. Ее юная грудь вздымалась и опускалась под тонкой тканью рубашки, и все внутренние мучения начали прорываться наружу. Пусть он уходит… уходит немедленно, пока она не зарыдала, как ребенок, от обиды, что он уезжает, оставляя ее в замке, отправляясь на свидание с Франкистой.

— Ради всего святого, не тратьте больше на меня ни минуты своего драгоценного времени, — холодно сказала она.

— Так ты будешь здесь, когда я вернусь? — Его пальцы больно сжали ее подбородок, так что она заморгала и на глазах у нее выступили слезы.

— Ну вы ведь об этом позаботились, не так ли? Вы вывели из строя мою машину, запугали меня, играете на моих чувствах к старой графине. Я… мне она нравится, но мне очень жаль…

— Да, детка? Чего тебе жаль? — Он с любопытством взглянул на нее.

— Мне очень жаль, что я не могу рассказать ей всю правду и одним махом покончить со всем этим!

— Оставь свои откровения при себе! — в бешенстве велел он. — Если ты хоть словом обмолвишься о том, что здесь происходит на самом деле, или о том, как ты ко мне относишься, и это станет причиной удара Мадреситы, тогда я сломаю твою лилейную шейку. — И чтобы придать вес своим словам, он одной рукой взял Лизу за горло и откинул ей голову далеко назад, так, что у нее перед глазами поплыли темные круги и она чуть не лишилась чувств. Тогда он отпустил ее, и она стояла, прижимаясь к мраморной колонне, чтобы не упасть, все еще чувствуя на шее его теплое, сильное прикосновение. Она уставилась на него и поняла, что он сейчас потрясен не меньше, чем она. Ярость и раскаяние боролись в нем, пульсируя сквозь вены, и готовы были захлестнуть его.

Он попятился от нее, она видела, что он с огромным трудом сдерживает себя.

— Итак, я говорю тебе hasta la vista[11], Лиза. Не ходи провожать меня к машине — не хочу, чтобы Ана и Чано видели, как ты меня ненавидишь. Будь поласковей с Мадреситой и жди меня назад во вторник.

Он подошел к двери, открыл ее и коротко кивнул ей:

— Разве ты не хочешь со мной попрощаться?

— Желаю вам приятного путешествия, сеньор граф. — Она постаралась вложить в свой голос всю холодную ненависть, на какую была способна. — И прошу вас, не надо оскорблять меня, привозя мне из Мадрида духи или шоколад. А что касается шубы, я не ношу меха, потому что я против гибели животных.

— Muy bien[12], amiga. — Одним взглядом он окинул на прощанье ее стройную фигурку с головы до ног, потом ушел. Дверь за ним закрылась, и в этой комнате с малиновыми портьерами повисла тишина. Пока Лиза наконец не всхлипнула и не разрыдалась, закрыв лицо руками.

В замке стало очень тихо после того, как они уехали. Умыв лицо прохладной водой и причесав волосы, Лиза спустилась к конюшням и спросила конюха, не может ли тот оседлать ей коня. Она чувствовала давно подавляемое желание хоть ненадолго уехать из замка, и если она не может воспользоваться своей машиной, она имеет право хотя бы покататься верхом.

— Да, сеньорита, — ответил Хуан. — У сеньориты Аны очень смирная лошадь, очень хорошо, что ее будут выезжать в отсутствие хозяйки.

Лиза кивнула и закусила губу: ей стало обидно, что ее оставили в замке одну, а эти трое уехали вместе в Мадрид — устраивать свои любовные дела.

Хасинто, статный вороной конь, на котором так хорошо смотрелась Ана — в костюме амазонки, в белой сорочке с кружевным жабо впереди, в кордовской шляпе с твердыми полями, надвинутой на ее темные блестящие глаза, — привык к стройному, легкому наезднику, так что они с Лизой быстро приладились друг к другу. Почуяв запах моря, к которому начала спускаться Лиза по крутой каменистой дорожке среди скал, конь зазвенел сбруей и пошел довольно бодрой рысцой.

Достигнув безлюдной полосы пляжа, они пустились в галоп, разбрызгивая воду, которая с шумом набегала на прибрежный песок. Солнце ярко переливалось в волнах, и издали Лиза увидела темный каменистый островок, к которому плавала в то утро, когда ее спас Леонардо.

Может быть, именно тогда она в него влюбилась? Нет смысла больше скрывать от себя правду… она любит этого человека, потому ей стало так обидно, когда он оставил ее в той комнате, под портретом бразильянки, с сапфиром в виде сердца на шее. Раньше Лизе никогда не приходилось плакать из-за мужчины; она даже не догадывалась, что любовь может причинить физическую боль. Глаза у девушки снова наполнились слезами, и она стала смотреть вперед, на длинную змею бледно-желтого песка, кое-где покрытого сине-зелеными морскими водорослями.

Безлюдные пески и скалы, море, шепчущее и всхлипывающее, будто вторили ее настроению, и Лиза готова была оставаться здесь хоть несколько часов. Но она знала, что в замке станут беспокоиться, и помнила выражение лица Леонардо, когда он предупреждал ее, чтобы она не смела огорчать графиню, а главное — не сбегала из замка.