Но вот, три недели спустя, Кася пробудилась, проспав целых четыре часа, повернулась ко мне и произнесла «Нешка»; измученная, обессиленная, она снова стала самой собою, и ее темно-карие глаза были теплы и ясны. Я обняла ладонями ее лицо, улыбаясь сквозь слезы, и она сумела-таки накрыть мои руки своими, усохшими точно кости, и улыбнуться в ответ.

С этого дня Кася быстро пошла на поправку. Странная новообретенная сила поначалу делала ее неуклюжей, даже когда больная наконец-то встала на ноги. Кася врезалась в мебель; а когда впервые попыталась сама спуститься в кухню, то упала и скатилась по ступенькам — я тогда была внизу, стряпала суп. Но когда я, стремительно развернувшись, кинулась от очага к ней с испуганным криком, я обнаружила ее у основания лестницы — она ничуть не пострадала, даже синяков не набила, и просто пыталась снова подняться на ноги.

Я повела Касю в большой зал и стала заново учить ее ходить, словно малого ребенка, стараясь по мере сил поддерживать, пока мы медленно брели по кругу, хотя она то и дело случайно сшибала меня. Дракон как раз спускался по лестнице: ему что-то понадобилось в подвале. Он постоял немного, наблюдая из-под арки за нашими неловкими передвижениями; лицо его оставалось суровым и непроницаемым. После того как я увела Касю обратно наверх и она со всей осторожностью забралась в постель и снова уснула, я сошла в библиотеку переговорить с Драконом.

— Что с ней не так? — спросила я.

— Все так, — отрезал Дракон. — Насколько я могу судить, порчей она не затронута. — Но в голосе его особой радости не прозвучало.

Я ничего не понимала. Может, ему досаждает, что в башне есть кто-то еще кроме нас?

— Ей уже лучше, — заверила я. — Это ненадолго.

Дракон с откровенным раздражением воззрился на меня.

— Ненадолго? — повторил он. — А что ты собираешься с ней делать?

Я открыла было рот — и снова его захлопнула.

— Она…

— …поедет домой? — предположил Дракон. — И выйдет замуж за фермера, если, конечно, найдется такой, которому по душе деревянная жена?

— Она вовсе не деревянная, она из плоти и крови! — запротестовала я, но я уже и сама осознала, быстрее чем хотелось бы, что Дракон прав: в деревне Касе больше не жить, равно как и мне. Я медленно села и сцепила над столом руки. — Она… возьмет свое приданое, — предположила я, кое-как подбирая слова. — Ей придется уехать — в город, в университет, как всем прочим твоим женщинам…

Дракон уже собирался было что-то сказать. Но тут он запнулся и переспросил:

— Что?

— Ну, все другие избранные, те, которых ты забирал, — выпалила я без всякой задней мысли: я слишком тревожилась за Касю — что ей теперь делать? Она не ведьма; что такое ведьмы, людям хотя бы понятно. Она просто изменилась — чудовищно изменилась, и вряд ли сможет это скрыть.

Дракон прервал ход моих раздумий.

— А ну-ка, выкладывай, — язвительно потребовал он. Я вздрогнула и подняла на него глаза. — Вы все полагали, будто я их насилую?

Я глядела на него открыв рот. Он пепелил меня негодующим, оскорбленным взглядом.

— Да, — откликнулась я, в первый момент смешавшись. — Да, конечно, мы так и думали. А с какой стати нет? Будь это не так, почему ты не… почему ты просто не наймешь прислугу? — Еще не договорив, я задумалась про себя — а та женщина, которая оставила мне записку, может, она права? И ему просто хотелось человеческого общества — совсем немного и на своих условиях; те, которые вольны уйти когда вздумается, его не устраивали.

— Наемные слуги мне не подходят, — отозвался Дракон раздраженно и уклончиво и не стал пояснять почему. Он нетерпеливо махнул рукой, не глядя на меня; если бы он всмотрелся в мое лицо, то, вероятно, продолжать бы не стал. — Я не забираю плакс, которые спят и видят, как бы выскочить замуж за своего деревенского воздыхателя, или трусих, которые от меня шарахаются…

Я вскочила на ноги, опрокинув стул; он отлетел в сторону и с грохотом ударился об пол. Медленно, запоздало, во мне взбурлил яростный гнев, точно река вышла из берегов.

— Поэтому ты забираешь таких, как Кася, — выпалила я, — храбрых и стойких, которые способны это вынести, которые не станут плакать, чтобы не причинять семье лишней боли, а ежели так, то, по-твоему, все в порядке? Ты их не насилуешь — ты их просто-напросто держишь взаперти десять лет, а потом жалуешься, что мы думаем о тебе хуже, чем есть на самом деле?

Дракон неотрывно глядел на меня, а я — на него, тяжело дыша. Я и не подозревала, что могу произнести подобные слова; я понятия не имела, что они во мне есть, что я их чувствую. Мне бы никогда в голову не пришло разговаривать так с моим господином Драконом; прежде я его ненавидела, но упрекать бы не стала — не стану же я упрекать молнию за то, что ударила в мой дом. Он не был личностью, он был знатным лордом и магом, непостижным существом совершенно иного порядка, таким же чуждым, как гроза или моровое поветрие.

Но он сошел с пьедестала; он был со мною по-настоящему добр. Он вновь позволил своей магии смешаться с моею — о эта странная головокружительная близость! — и все для того, чтобы вместе со мной спасти Касю. Наверное, покажется странным, что я отблагодарила Дракона, наорав на него, но это означало больше, чем слова благодарности. Мне так хотелось видеть в нем человека.

— Это неправильно, — громко заявила я. — Так быть не должно!

Дракон встал; мгновение мы глядели друг на друга через стол — оба в бешенстве и оба, как мне кажется, одинаково потрясенные. Затем Дракон отвернулся и отошел от меня. На щеках у него выступили ярко-алые полоски гнева. Он крепко вцепился в подоконник и уставился в окно. А я выбежала из комнаты и кинулась наверх.

Остаток дня я просидела у Касиного изголовья, пока она спала: я устроилась на самом краешке, держа ее исхудавшую руку в своей. Кася была теплая, живая, но и Дракон не ошибся. Под мягкой кожей таилась неподатливая плоть: не как камень, но скорее как отполированный до гладкости кусок янтаря, твердый и при этом текучий, с обточенными гранями. Ее волосы сияли в густо-золотой оправе свечного зарева и закручивались завитушками, вроде как наросты на узловатых ветках. Кася походила на изваяние. Я твердила себе, что не так уж она и изменилась, но понимала: я не права. Мой взгляд направляла любовь; я смотрела и видела только Касю. Тот, кто ее не знает, сразу приметит в ней нечто странное. Кася всегда была красива. Теперь она стала нездешне прекрасна, нетленна и лучезарна.

Кася проснулась и подняла глаза на меня:

— Что такое?

— Ничего, — заверила я. — Есть хочешь?

Я не знала, чем ей помочь. Я гадала, разрешит ли ей Дракон остаться здесь; мы можем жить в одной комнате наверху. Может, он даже порадуется служанке, которая никогда не сможет его покинуть — он же так не любит обучать новых. Мысль была горькая, но ничего другого мне не придумывалось. Если бы в деревню явилась незнакомка, выглядящая как Кася, мы бы такую точно сочли порченой — мы бы решили, что Чаща исторгла из себя новое чудовище.