для чувствительной и реактивной кожи: с большим количеством противовоспалительных и заживляющих компонентов. При этом в них обычно действительно большая доза этих компонентов: даже копеечный аптечный крем после бритья с витамином F заживляет любую кожу после мороза буквально за одну ночь.

Мужские бальзамы для губ – самые незаметные в мире: они никогда не блестят, к ним не липнут волосы, и при этом они отлично питают потрескавшиеся губы. Мужские тональные кремы, по сути, ничем не отличаются от женских тонирующих, с легкой текстурой и меньшим содержанием пигментов, они отлично выравнивают тон лица и обычно удерживают хороший баланс матовости и сияния. Как минимум кожа после них не блестит, как рождественский шар под лампой. Консилеры из мужских линеек маскируют все синяки и при этом не забиваются в складочки кожи, не требуют плясок с бубнами и какого-то особенного мастерства владения кистью.

Единственное, что меня останавливает от тотального обожания мужских линеек, – это отдушки, потому что для мужчин все еще выбирают привычно брутальное дерево, табак и акватические ноты. Ваниль, кстати, в этом поле как-то недооценена, мужчины ее обожают, потому что это запах комфорта и детства, но не покупают из-за неожиданной слишком «мягкой» гендерной окрашенности. Мой брат в юные времена нашего совместного проживания вовсю пользовался моим ванильным гелем для душа Yves Rocher, но стоило мне съехать на другую квартиру – в его ванной появилось что-то сине-черное, брутальное и крайне традиционалистское, посоветованное продавцом. А в остальном, если подумать, у мужчин вообще косметика гораздо лучше, чем у женщин. Они куда придирчивее, их сложнее заполучить и практически невозможно удержать в числе постоянных покупателей. Расскажите среднестатистическому мужчине, что ему срочно нужно потратить 15 000 рублей на крем, который упакован в красивую баночку, приятно пахнет и дарит ему какую-то там эмоцию. Я бы хотела посмотреть в этот момент на его лицо, да и на перспективы продажи.

Много лет назад на интервью с технологом марки бритвенных станков я спросила, почему лезвия моей женской бритвы тупятся примерно спустя одно использование, а бритва бойфренда жива-живехонька неделями? Перед формально правильным ответом (о том, что площадь женских ног отличается от площади мужских щек, о разной толщине волос и лезвий, угле и силе давления на бритву) там была отличная циничная шутка. Потому что бритвы разрабатывают мужчины. Одну – для своих драгоценных лиц, вторую – нет.

Я смотрю на это как на высшую справедливость и ловушку, в которую маркетинг загнал себя сам: десятилетиями нам продавали косметику, которая делает нас сексуальными, желанными и… женственными. И как теперь продавать, по сути, те же самые кремы, но с совершенно противоположной повесткой? Невозможно. Даже то, что мужская кожа действительно не слишком сильно отличается от женской, ситуацию никак не исправляет. Точнее, этот посыл работает с той самой юной аудиторией, которая взращивается уже на позициях гендерной нейтральности, хотя и с ней в нашей патриархальной стране дела обстоят не очень.

Здесь может подействовать разве что пословица про счастье, которому помогает несчастье: если мальчика учит пользоваться косметикой папа, которому больше 35 лет, шансы на то, что картина мира в его голове будет сформирована без предрассудков, стремятся к нулю, даже если в инстаграме он подписан на самых продвинутых и модных блогеров. Если же дело в свои руки возьмет мама, как собственно и происходит в семьях с воскресными папами в стране с высокой статистикой разводов, возможно, через 15–20 лет мы получим качественно иной социум, где и правда будет отсутствовать такое жесткое деление на розовое и голубое и в котором мужчине не возбраняется испытывать само желание выглядеть лучше.

Женщина-лицо и женщина-тело

О том, что телесность вообще-то не про секс

Удивительные вещи происходят с текстами в интернете. Пока я гуглила меткую фразу, которую сформулировала Соланж Дессимули на своей пресс-конференции в 2015 году (судя по дате публикации моего текста об этом), обнаружила ее в материале одного уважаемого издания в 2019-м уже в пересказе «Ну все помнят эту допотопную шутку про „женщину-лицо“ и „женщину-тело“». Допотопную! Вот сейчас обидно было.

В те доисторические времена Соланж рассказывала о своих клиентках – что к ней на процедуры приходят «женщины-лицо», у которых в арсенале есть все возможные кремы и сыворотки и которые следят за красотой кожи максимально тщательно. А «женщины-тело» встречаются ей гораздо реже, но в любом случае это совершенно иной подвид, которым важнее хорошая форма. К уходу за телом и тренировкам они подходят с тем же рвением, с которым первая категория использует косметику с лифтинг-эффектом и следит за всеми открытиями в косметологии. И почему-то эти два мира никогда не пересекаются: всегда в приоритете будет что-то одно.

Это интересный момент, который тогда меня заставил задуматься о том, что вся системность ухода у нас прописана скорее в культурных кодах, чем в каких-то бытовых доводах. По сути, телу нужно не так много, чтобы функционировать: элементарная гигиена и чуть-чуть физической нагрузки. Все остальное – уже излишества, порожденные социумом. Древние египтяне и греки возводили в культ человеческое тело: в описаниях их многочасовых ванн и умасливаний не было рассказов о том, что для лица существовали какие-то отдельные ритуалы. Исключение – макияж, если нужно было продемонстрировать кастовость, но это не идет ни в какое сравнение с поистине религиозным уходом за телом и оттачиванием формы каждой мышцы.

Возможно, дело в том, что в какой-то момент человечество с той же силой начало поклоняться одежде, а не коже, и в этом смысле красота плоти ушла на второй план? Это можно было понять: красивое платье из дорогой ткани сшить куда проще, чем сообразить себе за несколько недель идеальное тело. Историки говорят, что после падения Рима социальные правила начало диктовать христианство, которое сформировало иное отношение к телесности как к чему-то, что скорее мешает достигать истинной духовности, чего стоит стыдиться (и в моменты обострений в Средневековье бренную плоть вообще требовалось наказывать).

В эпоху Возрождения люди вырвались из этого аскетического заточения и бросились во все тяжкие: самые эротичные портреты обнаженных дам принадлежат этому времени, мода тех лет подразумевала декольте примерно до талии и такую же открытую спину, за телом ухаживали очень тщательно. Но далее, словно по кругу, спустя еще сто лет все внимание вновь переключилось на роскошные ткани и изысканную отделку эпохи барокко, а нагота и телесность стали не настолько модными, как искусно созданная вычурность платья. Умберто Эко в «Истории красоты» писал о том, что в этот