Словно во сне он видел, как страшная дубина взмывает в воздух. Он понял, что этот удар будет смертельным.

А потом… Артур ничего не мог сказать наверняка, потому что изо всех сил цеплялся за ускользающее сознание, но ему показалось, что грубое оружие необъяснимым образом дернулось в руке нападавшего и ударило своего владельца в лицо с характерным хрустом сломанной кости. Ему представилось, что дубина обрела собственную жизнь, крутанулась в воздухе и врезала второму бандиту по носу. Продолжая свое смертоносное движение, она неминуемо задела бы Берли, но тот отпрянул и увернулся от удара.

В воздухе что-то сверкнуло. Послышался странный звук, с которым остро отточенный металл входит в плоть, раздался крик боли.

Артур скорее почувствовал, чем увидел какое-то движение. Рука, — а может, это была высоко поднятая нога, — перехватила кинувшегося вперед головореза, раздробив ему кадык. Подручный Берли тяжело рухнул на землю, вцепившись в шею и хватая ртом воздух.

Еще один крик. Артуру казалось, что звук долетает откуда-то с большого расстояния, может быть, сверху, а может, он рождался внутри него. Кто-то словно призывал его встать и сражаться. Артур послушно попытался встать, но голова взорвалась болью. Звук собственной крови стал ревом океанского прибоя. Все поплыло перед глазами, и он опять упал… но перед этим успел увидеть… ангела.

Фигура, окутанная светящимся белым шелком, приняла форму молодой китаянки, высокой и гибкой, с длинными, черными, как смоль, волосами, заплетенными в косы, падающие до самой талии. Ее лицо представляло собой идеал красоты и спокойствия. Артур понял, что никогда в жизни ему не доводилось видеть ничего, более прекрасного. Движения ангельского существа были исполнены спокойной, неторопливой грации, когда изящным взмахом ноги она остановила нападавшего, сломав ему шею. Чарующим пируэтом она повернулась к бледному Берли. Англичанин пятился от нее, отчаянно ругаясь и баюкая безвольную руку, вывернутую совершенно неестественным образом.

Артур, понаблюдав за этим невероятным зрелищем, позволил себе наконец лечь на спину и закрыть глаза. Когда он снова открыл их, ангел в белом склонился над ним, нежно придерживая его несчастную голову у себя на коленях.

— Все в порядке, мой друг, — выдохнул ангел, и ее голос прозвучал сладостной райской музыкой.

— Спасибо, — пробормотал он и попытался коснуться рукой ее лица. Усилие вызвало нестерпимую боль, заставившую его задохнуться.

Ангел приложил маленький палец к его губам, призывая к молчанию, и легким движением убрал волосы с его потного лба.

— Не двигайся. Отдыхай, — сказала она. — Сейчас тебе помогут.

Боль от ран отступила, растворившись в сладких звуках ее шепота. Блаженство охватило его, и он бездумно лежал, глядя вверх, в самые прекрасные темные миндалевидные глаза, какие только мог вообразить. Он мог бы лежать так вечность. Потом, с мыслью о том, что он не умрет, наверное, он ощутил, как его поднимают и куда-то уносят с мерзкого пустыря, едва не ставшего его могилой.

Через некоторое время он очнулся. Его укладывали на постель, застеленную ароматным бельем, в комнате, освещенной свечами. Теперь вокруг него двигались другие фигуры — возможно, они тоже были ангелами? — и одна из них обрабатывала его раны теплой, влажной тканью с запахом камфоры. Было больно, как бы аккуратно очередной ангел не прикладывал ткань. Он вскрикнул. Тогда еще один ангел приложил к его носу другую ткань. Он вдохнул тяжелые, тошнотворно-сладкие пары, и комната с ее небесными существами померкла, растворившись в царстве белого безмолвия.

Когда боль снова привела его в чувство, он осознал себя в полутемной комнате, накрытым тонкой простыней. Его била крупная дрожь. Запах горячих специй и масла, вкупе с близким собачьим лаем, вызвали тошноту, но желудок был пуст, так что рвоты не случилось.

Артур лежал на спине, тяжело дыша и потея; голова, грудь и бок горели, как будто под кожу насыпали раскаленных углей. Передохнув, он огляделся. Комната оказалась маленькой и аккуратной — деревянный пол застилали циновки, такие же висели на стенах, низенький трехногий табурет и кровать — простая, с тюфяком, набитым соломой. Вход в комнату закрывал полог из бамбука, сквозь него виднелся крошечный садик. Он мог видеть сливовое дерево, а под ним большой медный таз с водой. В тени дерева сидел его старый друг, мастер-татуировщик У Ченьху, и бесстрастно смотрел на спокойную поверхность воды в маленьком бассейне, где плавал одинокий сливовый лист.

Артур попытался поднять руку, чтобы приветствовать друга, но даже это небольшое усилие вызвало вспышку боли, от которой он едва не потерял сознание. Некоторое время он дышал, пытаясь успокоить боль, а потом осмотрел свои раны. Ничего не увидел. Только полоски ткани, пропитанные какой-то ароматической жидкостью. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, он приподнял край одной из тряпочек и увидел некрасивый, рваный порез, красные, воспаленные края которого сочились сукровицей.

Он опустил тряпочку на место и уже собирался закрыть глаза, когда в дверном проеме наметилось какое-то движение. Он повернулся на подушке. В комнату вошла молодая китаянка с дымящейся миской. Она была одета во все белое, с длинными черными волосами, заплетенными в косы, и он сразу ее узнал.

— Ты — мой ангел, — с трудом выговорил Артур.

Ее идеальные губы изогнулись в улыбке.

— Ты, оказывается, еще живой. Это хорошо.

— Ты меня спасла, — продолжил он едва слышным шепотом. — Мой ангел.

— Что такое айн-джел?

— Сущность, посланная Богом, — ответил Артур. — Ангелы — это защитники и помощники человека.

— Ах, анджо, — сказала она, затем улыбнулась и опустила голову. — Для тебя я рада побыть айн-джелом. — Она придвинула низкий табурет и чопорно уселась. Нежными пальцами она, не дрогнув, сняла ткань, закрывающую его раны, отжала и снова намочила в горячей жидкости в миске.

— Ты хорошо говоришь по-английски, — заметил Артур.

— Отец отдал меня в иезуитскую школу. Там хорошо учат.

Глаза Артура расширились от удивления.

— Так ты — Сяньли?

Молодая женщина улыбнулась и опустила голову.

— Да. А ты — мистер Артур.

— Господи, Сяньли, когда я видел тебя в последний раз… — Он замолчал, пораженный преображением, случившимся с той маленькой девочкой, которую он помнил. — Ты стала красавицей, Сяньли.

— А тебя стукнули по голове, — ответила она, осторожно снимая еще одну полосу ткани. Повязка присохла к коже и стянула рану, заставив Артура вздрогнуть. — Извини, я сделала тебе больно.

— Нет, нет, — заторопился он, — продолжай. Это же мне на пользу.