на что-то совсем иное, почти клялись, что делом их жизни теперь станет борьба, ради Вики, ради свободы. Когда-то Майя почти так же с Соней Коротковой мечтала создать общество в память о Бударагине.

Она первая поцеловала его, почти насильно раздвинула языком его губы.

Ему немного потребовалось, чтобы преодолеть в себе что-то.

Она почти заставила поехать его на Полянку, в квартиру покойной бабушки.

Секс оказался чересчур быстрым, но приятным. Володя был не особо опытен, но пылок.

Хмель, быстро нахлынувший на них, болезненно отступал.

Когда он, едва всё закончилось, мгновенно сбегал в ванную, потом оделся и, почти дежурно чмокнув её в губы, сказал, что ему надо идти, она испытала шок. Неужели всё вот так банально? Подёргались, постонали.

С Артёмом всё было не так. Он топил её в нежности, а тут…

Она вытянулась на бабушкиной софе, которая пахла Володиным потом и ещё чем-то невыносимо щемящим, как все вещи, давно живущие в квартирах и переживающие своих хозяев. Думала о том, что впервые у неё случилась близость такая поспешная, что он даже не снял брюки, а приспустил, а она всё время оставалась в кофте, теперь страшно мятой.

Страсть? Нет. А что тогда? Пьянство и распутство. Желание избавиться от чего-то. Желание неосуществившееся.

Спал он с Викой или нет? Не потому ли так быстро убежал? Всё ещё боится её? Мёртвую?

Её не мучил стыд перед Артёмом. Он никогда ничего не узнает. Они помирятся, и всё пойдёт, как прежде. Она – не исключено – извинится перед ним. Он её точно любит, раз позволил собираться в своём кабинете, несмотря на сомнения в их правоте.

«Надо немедленно отшить Володьку, чтобы не напридумывал себе никакой любви до гроба», – решила она и уже потянулась к телефону, но одна мысль остановила её. Ведь за всей этой лирикой не стоит забывать, что её цель – привлечь его к движению. Любопытно всё же, Вика думала о том, чтобы ввести его в их круг? Или так, игралась?

Вика – это факт – способна была превратиться в фетиш, в навязчивую идею для мужчины. Вот Вовка и попался. В ней ничего не бросалось в глаза, но внутри обитало нечто нескончаемое. Притом внешностью она обладала почти идеальной, гармоничной, выверенной: лицо всегда спокойное, умное. Эх! Кто же убил её? Какая же тварь?

Эти мысли её расстроили.

Во рту ещё оставался вкус Володиных поцелуев, похожий на воду из-под крана с привкусом пива.

Она достала всё же телефон, провела по экрану пальцем.

Высветились новые сообщения в Телеграм-каналах, на которые она была подписана. Нехотя она пробежала глазами некоторые из них. Во всех – некая псевдоосведомлённость, желание выдать самую новую, горячую информацию. Похоже, блокировка Телеграма со стороны власти – это всего лишь попытка показать, что он не контролируется, и привлечь туда побольше народу. А потом влиять на него через всех этих невигорей, запечек, админневминов и прочих якобы свободных каналов. А что? Это мысль. Надо ею поделиться с ребятами.

Она зажгла в ванной свет, заглянула. Как Володька управился? Здесь же ни мыла, ни полотенца. Эта мысль позабавила её, и она смеялась в голос, когда запирала дверь и спускалась вниз. И ещё она отметила, что ключ от бабушкиной квартиры всегда был на её связке. Почему? Она предполагала, что он когда-то ей понадобится? «Чёрт! Какая ж я сука», – обозвала она себя не без некоторого удовольствия.

Когда она спускалась в лифте, позвонила Соня. Милая Соня!

Она просто спросила, как дела.

Это так круто, когда человек звонит не по делу, а выяснить, как самочувствие и настроение.

Он передумала сразу идти в метро, а зашла в кофейню.

Там с удовольствием съела сосиску в тесте, выпила латте. Она любила эти непритязательные городские кофейни. Идёшь-идёшь, и вдруг тебе выпадает возможность погреться, испить горяченького.

Когда она вышла на воздух, взгляд её мечтательно отправился в небо. Замоскворецкие крыши, купола, народу мало, машины сталкиваются огнями фар. Как это прекрасно: видеть церковные кресты на фоне неба и воображать, что кроме этих крестов и неба ничего больше нет.

Она не отдавала себе отчёт, что это алкоголь настроил её на такой лад. Ей казалось, что с ней происходит нечто судьбоносное.

Когда она вошла в павильон станции метро «Полянка», маленький, уютный, будто не имеющий никакого касательства к суете людей и поездов под ним, около церкви, на другой стороне улицы, начали лениво ругаться два бомжа, оглашая окрестности невиданной плотности и изобретательности матом. В конце концов подрались.

* * *

То, что к нему явился начальник Раменского ОВД, сразу же насторожило Родионова. Это не к добру. С хорошими новостями так не приходят. Почему к нему? Конечно, все старшие офицеры МВД знают о его влиянии на министра, но всё же. Видимо, какие-то абреки в их районе наследили, и у них нашли что-то, о чём необходимо сразу же доложить руководителю антитеррора, минуя всех остальных начальников. Надо же, какой ответственный служака! Невтерпёж ему.

Он не сразу сообразил, что это район, где нашли тело Вики. Осознал, только когда подходил к кабинету.

Сейчас он, балуясь любимым арманьяком в своём большом доме на Рублёвке и раскуривая дорогую сигару, с ужасом вспоминал о желании отказать Ершову в аудиенции. Хорош бы он был! Куда бы тогда понёс стволы полковник?

Ершов, краснея и пыхтя, рассказал Родионову, что генерал Крючков передал ему четыре ствола с просьбой тайно их проверить. Проверка показала, что стволы фигурировали в деле об ограблении склада вещдоков, где хранилось оружие, изъятое у крупных торговцев. Торговцы эти, которых громко задержали в Москве пару лет назад, подозревались в том, что снабжали разные террористические группы, в том числе с Северного Кавказа. Конечно, эти принесённые Крючковым стволы вряд ли пригодились бы террористам, но он посчитал своим долгом поставить в известность, дабы предотвратить…

Во время всего монолога Ершова Родионов смотрел на него, по своему обыкновению, ласково. Это только тупые следаки давят на тех, от кого хотят получить информацию. Когда к человеку с теплотой подходишь, он видит в тебе спасение и открывается, если есть, конечно, что открывать. Для Родионова не было секретом, что в полиции заставляют подследственных оговаривать себя. Он такого не поощрял. Беспомощность! Надо работать тоньше, тогда и результат будет лучше, полезнее.

Он выведал от Ершова всё, в чём нуждался. И о визите Крючкова, и о том, как его опера взяли Рахметовых, и о том, как Елисеев заставил везти себя к информатору. Эх, опера, опера!