только объяснить божьим провидением. Да, и танк еще ни разу не подкачал своего экипажа, каждый день заводился и пробегал свои положенные семьдесят километров расстояния до фронта. Ходовая часть, модифицированная семьей деревенских кузнецов Кувалдиных, работала, как хорошо отлаженный хронометр. Двигатель танка перестал тарахтеть на всю округу и, благодаря внимательному и ежедневному присмотру и регулировки Сергея Мышенкова, перестал попусту жрать солярку и моторное масло.

Одним словом, лафа, да и только!

Но вот именно эта лафа очень-то настораживала Прошку, ему так не хотелось бы, чтобы этот прекрасный танк КВ его подвел бы в самую трудную минуту жизни экипажа или боя с немцами. Поэтому перед отправлением в очередной перегон, он не только тщательно отрабатывал маршрут следования танка, чтобы случайно не заехать в болото, но и внимательно осматривал и ухаживал за танком. Ночи две назад он вместе с ИскИном даже разработал небольшую программку автоматического технического осмотра и шприцывания танкового двигателя и его ходовой части. Эта же программка сигнализировала о возможном или предстоящем выходе из строя того или иного механического узла или агрегата.

Помимо этого небольшого нововведения Прошка придумал виртуальный танковый шлем для всех членов экипажа, который не надо было даже надевать на голову. О нем было достаточно подумать, и он вот уже был на твоей голове. Этот шлем всех членов экипажа прекращал в единый коллектив, управляющий танком. Благодаря этому шлему каждый член экипажа знал, что сейчас он в танке не один, и ощущал, чем занимается другой член экипажа. Он открывал широкие возможности для исполнения целей и задач, стоявших перед отдельным членом экипажа в соответствии с занимаемой им должностью.

Сергею Мышенкову теперь совершенно не требовалось открывать свой люк и всматриваться в темноту ночи, выбирая правильную дорогу или стараясь не свалить свой танк с высокой насыпи в кювет. Теперь ему было бы достаточно одет шлем на голову и перед ним раскрывалась панорама дороги, а в бою он мог даже сверху видеть свой танк среди вражеских танков или вражеских орудий и выбираться наиболее безопасную траекторию свое продвижения.

Михаил Кувалдин видел общую панораму боевой и просто обстановки и вспыхивающие красными точками отмечались наиболее угрожающие танку вражеские цели. На сетчатке его глаз хорошо различимыми цифрами вспыхивал различные показатели по этим вражеским целям. Прохор пытался, но пока не мог добиться того, что Михаил выстрел из танкового орудия производил закрытием века глаза, для этого тому по-прежнему приходилось нажимать специальную педаль, расположенную в его ногах. Но зарядка орудия и выброс гильзы отстрелянного снаряда из танка производились автоматически, этого Прошка добился еще в немецких мастерских в учебном центре Укмерге, за что его особенно хвалил мастер наставник Гюнтер Винтер.

Таким образом, заряжающему Николаю Булыгину приходилось заниматься всем, чем угодно, кроме своих непосредственных обязанностей – заряжать орудие. Как-то незаметно он превратился в медицинского фельдшера, когда внезапно у Мишки вдруг наступила медвежья болезнь. Николай по этому вопросу проконсультировался с ИскИном Прохора и приготовил Мишке специальный травяной отвар, после чего парень покинул кусты. Именно Николай занялся бортовой радиостанцией танка, он не смог ее полностью отремонтировать, но добился того, что в наушниках можно было, в зависимости от погоды, услышать выпуск Информбюро из Москвы. Тогда Николай Булыгин превращался в политрука и всем громко и нудно зачитывал только что пойманное сообщение Информбюро. От информации, в которой только и сообщалось о сданных немцам советских городах и селах, у парней портилось настроение и они волками смотрели на своего политрука.

Сразу же после боя в Болбасово Прошка, принимая во внимание тот факт, что немецкий гарнизон Орши предпримет решительные шаги по их розыску, взял резко вправо и увел танк в болота селения Горки, что были в тридцати по прямой километрах от Болбасово. В Горки, вернее, в точку, которая располагалась в лесу в семи километрах от Горок, они прибыли в три часа пополудни. Первым делом экипаж решил хорошенько отоспаться за боевую ночь и боевое утро. Парни сразу же бросили на землю кусок драного брезента и с большим комфортом на нем расположились.

Прежде, чем лечь и немного поспать, Прошка обошел бивак и он ему, честно говоря, не совсем понравился. Танк застыл прямо на дороге, ни с какой стороны его нельзя было объехать. В таком положении можно было только надеяться на то, что ни встречных, ни попутчиков у них не будет. Да и ребята расположились спать снаружи, а не внутри танка! Но Прошка хорошо понимал, что сейчас он расстроен неудачным местом расположения танка, поэтому ворчит и дуется на все и вся. Он пристроился к ребятам и моментально заснул, зная, что в случае какой-либо неожиданности, происходящей в радиусе тысячи метро, то ИскИн обязательно его разбудит.

Разбудил его все-таки ИскИн, который монотонно повторял:

– В зоне находится неизвестная телега с ездоком. В зоне находится неизвестная телега с ездоком!

Совершенно разбитый и не выспавшийся Прошка тихо поднялся с брезента и, стараясь не разбудить товарищей, отошел к танку, чтобы хотя бы немного прийти в себя. Он не видел, но услышал, как пару раз стукнули металлические подковы чьих-то сапог о металл брони. Это Николай Булыгин, вспрыгнув на танк, нырнул в башенный люк за своим пулеметом, а Михаил и Серега продолжали спать, как ни в чем не бывало. Особенно поспать любил Михаил, дай ему только волю, он бы вообще не просыпался!

Прошка решил не отходить далеко от танка, а встречать путника на телеге прямо у танка, чтобы мужику с первого же взгляда была ясна проблема, что за танк просто так не удастся перебраться. Он впервые оказался на такой узкой лесной дороге и в такой ситуации, поэтому был до крайности раздражен.

Но путником оказался не мужик крестьянин, а смазливой девицей лет шестнадцати – семнадцати, которой в эту пору на дороге совершенно делать было нечего. Да и к тому же эта красна девица приняла их танк за немецкую машину, как позднее она сама признавалась, что такого громадного танка в своей жизни не видела, поэтому и парней у танка, соответствующим образом, признала за немецких солдат. В первые месяцы Великой Отечественной войны между гражданским населением, оккупированных территорий Советского Союза, и немецкими солдатами не существовало резко враждебных отношений. Да и немцы еще не совершали откровенного насилия по отношению к гражданским лицам этих территорий, за исключением лиц еврейского происхождения.

Поэтому девчонка смело бросила:

– Господа солдаты и офицеры немецкой армии, вы не позволите мне проехать. Я спешу домой к своей маменьке, она