Сирх, в начале речи незнакомца пытавшийся еще вставить какие-то свои замечания, теперь внимал ей, как завороженный. И по мере того, как человек в черном говорил, Сирх словно бы становился меньше и незаметнее. Странный незнакомец внушал ему дикий, подсознательный страх, который невозможно было контролировать. Сирх ненавидел незваного гостя и в то же время боялся, что он вдруг исчезнет, не высказав до конца того, зачем пришел.

– Твои мысли, Сирх, сделались медленными и неповоротливыми из-за непомерного употребления вина, – продолжал человек в черном. – Твои проповеди, на которые народ приходится сгонять насильно, внушают людям только раздражение и разочарование. А что останется от йеритов, если они утратят и веру в Поднебесного? Подумай, Сирх, на что способен человек, лишенный свободы и веры?.. И, кроме всего прочего, ты смертельно болен, хотя даже самому себе не желаешь в этом признаться. Вот основные аргументы, которыми воспользуется Граис во время беседы с наместником.

– Наместник не станет разговаривать с убийцей, – сдавленно прошептал Сирх.

– Ты ведь и сам не веришь в то, что Граис мог кого-то убить.

– Но, наместник…

– Граис сможет убедить в этом и наместника. Ты ведь знаешь, как он умеет убеждать людей. К тому же, если наместник и не поверит ему до конца, то для него, как для прагматика, не составит большого труда закрыть глаза на прошлое, если Граис предложит ему вариант реформирования религиозно-идеологической политики, проводимой империей в Йере, результатом чего станет упрочение положения наместника и долгие годы покоя и мира на подвластной ему территории.

– Нет! – Сирх протестующе взмахнул руками, словно пытаясь отбросить от себя слова странного незнакомца. – Сущий бред! Ты хочешь сказать, что Граис попытается занять мое место?

– Тебя это удивляет?

– Нисколько. Я знаю, что такого просто не может быть. Граис учил людей смиренно принимать власть такой, какая она есть, но сам он никогда не станет служить никакой власти.

– Ты вновь допускаешь ошибку, – подавшись вперед, человек в черном поставил локти на стол. – Ты оцениваешь Граиса по меркам пятнадцатилетней давности. А с тех пор многое изменилось.

– Но Граис…

– При чем здесь Граис?! – не дал договорить Сирху незнакомец. – Дело не в Граисе, а в Пути, предначертанном для него Поднебесным.

– Ты хочешь сказать, что тебе его Путь известен?

– Вот именно, – незнакомец снова откинулся на спинку кресла. – Наконец-то ты что-то начал понимать… преподобный.

Сирх в задумчивости потер руки. Незнакомцу, несомненно, было известно многое. Однако Сирх все еще не мог решить, заслуживают ли его слова доверия.

– Мне не нужно твоего доверия, – словно прочитав мысли преподобного, улыбнулся человек в черном. – У нас с тобой нет никаких общих интересов, и никаких дел с тобой я вести не собираюсь. После нашего сегодняшнего разговора ты меня больше никогда не увидишь. Но случилось так, что сейчас наши Пути пересеклись в одной точке, и мы можем извлечь из данной ситуации обоюдную выгоду.

– Я так понимаю, что задавать вопрос о твоих целях не имеет смысла? – на всякий случай все же осведомился Сирх.

– Совершенно верно, – кивнул незнакомец. – Могу лишь заверить тебя, что мои цели ни в какой степени не затрагивают твоих интересов. Они, скажем так, лежат в иной плоскости мироздания.

– Понятно, – сказал Сирх, хотя, собственно, так ничего и не понял.

Сирх посмотрел на Миноса, который сидел ни жив ни мертв и не сводил с незнакомца заледеневшего бездумного взгляда.

– Минос, – негромко позвал его Сирх.

Минос медленно, словно совершая титаническое усилие, повернул голову в сторону преподобного. На Сирха глянули остекленевшие, словно у покойника, глаза.

– С ним все в порядке, – заверил Сирха незнакомец. – Он все видит, все слышит и все прекрасно понимает. Я просто счел нужным на время нашего разговора несколько снизить порог его нервной возбудимости. Иначе он перенервничает так, что станет абсолютно ни на что не годен. А в моем плане Миносу отведена немаловажная роль. Как только я покину твой дом, Минос сразу же вернется в свое обычное состояние.

– А что ты еще умеешь, кроме того, что становишься невидимым и превращаешь людей в живых мертвецов? – спросил Сирх.

Человек в черном улыбнулся.

– Я могу многое. Вот это, например…

Он только щелкнул пальцами, и вода в бассейне вспыхнула, как масло. Стена ослепительного пламени взметнулась едва ли не к самому небу. Сирх невольно отшатнулся и прикрыл глаза рукой. Хотя от языков огня, тянущихся в сторону преподобного, и не веяло жаром, но это был настоящий огонь, способный уничтожить все, чего коснется. Губы Сирха мелко задрожали, беззвучно изрекая покаянные слова, обращенные к Поднебесному…

Человек в черном скрестил пальцы на руке, и пламя, упав на дно бассейна, растворилось в воде.

– Или это…

Человек в черном снова сделал какое-то неуловимое движение пальцами, и на краю бассейна возникла обнаженная рыжеволосая красавица лет двадцати. Томно вздохнув, девушка призывно протянула руки в сторону Сирха…

Одним взмахом руки незнакомец уничтожил пленительный образ.

– Но, как мне кажется, Сирх, тебя интересует нечто совсем иное…

Человек в черном поставил правую руку локтем на стол. Между большим и указательным пальцами была зажата небольшая серебристая пилюля.

– Что это? – внезапно севшим голосом спросил Сирх, хотя уже догадывался, что именно предлагает ему незнакомец.

– Это лекарство от твоей болезни. Держи…

Незнакомец кинул пилюлю Сирху.

Подпрыгнув, словно гарата, которой хозяин бросил кость, преподобный поймал пилюлю и зажал ее в кулаке. Из груди его вырвался облегченный вздох. Незнакомец презрительно усмехнулся.

Разжав кулак, Сирх посмотрел на лежащую на ладони серебристую пилюлю так, словно это была величайшая в мире драгоценность.

– Откуда мне знать, что это не яд? – недоверчиво взглянул он на человека в черном.

– Если бы я хотел тебя убить, то давно бы уже сделал это, – ответил тот. – Чего тебе бояться, Сирх, без этого лекарства ты не протянешь и полгода.

Сирх снова посмотрел на серебристую пилюлю.

– Я должен принять ее прямо сейчас? – спросил он.

– Как хочешь, – безразлично дернул плечом незнакомец. – Но не советую тебе слишком тянуть с этим.

Сирх сделал глубокий вдох и затаил дыхание. Сердце преподобного отбивало учащенный ритм. Сейчас Сирх не испытывал боли, но он знал, что она вернется, едва только начнет ослабевать действие алкоголя.

– Не делай этого, – услышал он вялый, бесцветный голос Миноса.

– Заткнись, – не глядя на Миноса, ответил Сирх и, дабы больше не испытывать никаких сомнений, решительно бросил пилюлю в рот.