Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зеленый и пупырчатый, – буркнул Петя. Самочувствие старика обеспокоило его не на шутку. – Как думаете, может, мне с ним посидеть?
Антон Павлович покачал головой:
– Только мешаться будешь. Врачи у нас хорошие – откачают. Главное, что мы его довезли.
– Ведь никогда его сердце не беспокоило! Это он, наверное, глюков про Каринку свою насмотрелся – и результат: перенервничал.
– А вот про глюки я хотел поговорить с тобой подробнее.
– Что, тоже насмотрелись? Ужас, правда?
Шевелилась у Пети мыслишка вытащить сурового чекиста на откровенность, однако не на того напал. Откровенничать Антон Павлович не спешил. Наверное, по старой чекистской привычке.
– Что ты видел?
– Что видел, что видел! Не скажу, – развредничался парень. – Я понимаю, что у вас служба, зато я не на службе! Я есть хочу! Я пить хочу! Дайте мне хоть немного продыху, а?
– Я бы с удовольствием, но некогда. Что ты видел?
Теперь голос Антона Павловича обрел некоторую жесткость.
– Кормить будут? – Когда дело касалось еды, Петя стоял насмерть.
– Будут, – покорился шеф Специального отдела. – Пойдем, троглодит. За едой, чтоб время не терять, будешь рассказывать.
– Чего это вы обзываетесь? – для порядку обиделся парень, хотя обиды никакой не чувствовал: сказывался иммунитет. Арменыч в пылу спора, бывало, обзывал его и покруче.
– Я не обзываюсь, я констатирую факт.
Петя улыбнулся, хотя улыбка сейчас выглядела странно. Не сдержался. Улыбался он вот почему: вспомнилось, как года два назад случился у соседей, живших через четыре дома от Пети, шикарный скандал. Вопили и орали так, что слышно было по всей деревне. А дело оказалось простое. Решила жена похвалить мужа за аккуратность, возьми да скажи: «Ты у меня настоящий педант!» Муж слова «педант» не знал и, соответственно, решил, что жена ни за что ни про что обозвала его неприличным словом. Отсюда скандал и начался. Арменыч тогда, помнится, смеялся до слез. Арменыч… При мысли о старике Петя снова помрачнел.
Антон Павлович смены его настроения не заметил.
Печево у Светланы было вкусным, чай – крепким и душистым. Дожевывая десятый по счету пирожок с капустой, Петя рассказывал про то, что привиделось Арменычу. Рассказ про свой собственный сон с тараканом и лайками он успел закончить на восьмом пирожке.
– Вот такая вот фигня, – наконец поставил он точку и устало откинулся на спинку стула. После еды спать хотелось зверски.
– Да-а, – протянул Антон Павлович. – Сны у всех разные, но сходятся в одном моменте: минутная жалость и то, что за ней следует.
– Чего-чего? – не понял Петя.
Антон Павлович махнул рукой:
– Ничего, это тебя уже не касается. Можешь идти домой. И спасибо.
– Пожалуйста. – Парень встал, но уйти не решался. – А как же все?..
– Что все?
– Ну это: подвал с тварями, сон, Арменыч, мой брат?
Объяснялся он сумбурно, но чекист его понял:
– Никак. Это ж не кино, которое можно досмотреть до конца, а можно не досмотреть. Это жизнь, и в некоторые ее моменты лучше не углубляться, а вовремя свернуть в сторону. Живи, как живешь, вон брат у тебя появился. Мало? Остальным займемся мы. Я и так жалею, что тогда попросил вас о помощи. Присматривать я за тобой на всякий случай буду, все-таки в это дело ты влез порядком.
Петя надулся.
– Не в этом смысле, – поморщился шеф Специального отдела, однако развить свою мысль не успел.
В открытую по случаю теплой погоды форточку со свистом влетел свернутый в трубочку листок тетрадной бумаги. Упав на столешницу между собеседниками, он покрутился, затем, словно обретя собственную волю, снова воспарил в воздух и пошел на таран Петиного носа. Тот едва успел подставить руку, где листок затих окончательно.
– Что это? – не вставая, поинтересовался Антон Павлович.
– Не знаю. – Петя озадаченно рассматривал добычу, не решаясь ее развернуть. – Бумажка какая-то.
– Дай посмотрю. – И Антон Павлович протянул ладонь.
Петя уже собрался было отдать послание, но не успел. Словно прочитав его мысли, листок торопливо развернулся, явив написанную чернилами записку. Записка гласила: «Сегодня вечером приходи к развалинам старой церкви. Не опаздывай». Подписи под ней не было, а была красивая, переливающаяся всеми цветами радуги печать. На печати подняла крылья похожая на орла птица.
– На свиданку меня зовут. Только место какое-то странное, и кто – непонятно. Подписываться надо. Хотя вон печать есть. И красивая какая, переливается…
– Погоди. – Голос Антона Павловича звучал напряженно. – Ты что, видишь на бумаге какие-то надписи?
Петя не понял:
– А вы что, не видите? Вот же черным, вернее, синим по белому написано. И печать. Смотрите, – он протянул листок Антону Павловичу.
– Я вижу только чистый лист бумаги. – Голос Антона Павловича стал еще напряженнее. – Абсолютно чистый.
– Прикалываетесь? – Парень с выражением прочитал: – Сегодня вечером приходи к развалинам старой церкви. Не опаздывай. Ну? – Он продемонстрировал записку чекисту. – Неужели до сих пор не видите?
– Там ничего нет, – с расстановкой повторил Антон Павлович.
– Да? – Петя продолжал сомневаться.
– Да. Для меня это обычный тетрадный листок. В клетку. Вырван из тетрадки в двенадцать, возможно, восемнадцать листов. Что ты еще видишь?
Ответить парень не успел: радужная печать вспыхнула, укусила Петю остренькими лучиками за ладонь и погасла, как будто исчерпав этим свои силы. Все события заняли мгновение, а еще через мгновение парень с проклятием отбросил коварную бумагу. До пола та не долетела, распавшись на золотые искры, медленно растаявшие в воздухе.
– Черт, больно! – Петя затряс рукой, потом остановился, прислушался к себе: – Не больно. Надо же!
Он принялся рассматривать руку и проверять ее на предмет возможных повреждений. Кроме обломанных ногтей и пары царапин на тыльной стороне кисти никаких повреждений не нашлось. Царапины красовались на руке уже два дня, а обломанные ногти так и вообще являлись для Пети нормой жизни. Гораздо странней выглядел бы внезапно появившийся маникюр. Поэтому, не найдя никаких фатальных изменений, парень немного подуспокоился.
– Фу, испугался, – выдохнул он.
– Ты чего ее на пол бросил? – недоуменно вопросил Антон Павлович. – И куда она потом делась?
– Опять не видели? Ну вы даете! А если бы она меня съела?
– Кто съел? И чего ты рукой трясешь?
– Записка, мать ее! Представляете, укусила меня за руку! – И Петя сунул под нос Антону Павловичу свою не очень чистую руку. Тот ее внимательно осмотрел и не нашел ничего интересного, о чем незамедлительно сообщил парню.