– Никак у вас тут сходка? – сказал он, закрывая за собой дверь. – Поди, все о Черном толкуете? Ладно, завтра мы со Смирькой представим его вам, глядите да удивляйтесь.

Тут на Сысой Сысоича горохом посыпались вопросы:

– Нашел? Видал? Как звать? Большой?

– А очень страшный? – спросила Смирькина сестренка, вылезая из-под лавки.

– Не страшней страха, – засмеялся Сысой Сысоич. – Сам еще ничего не знаю. Придется уж вам подождать до завтра.

Потом сказал серьезно:

– Одному мне не справиться. Пособишь, Смиря?

Все повернулись к Смирьке.

Смирька поглядел по сторонам, уставился в пол.

– Пойду, – сказал он чуть слышно.

Плохо спал Смирька в ту ночь. То любопытство разбирало: какой такой зверь окажется? То страх одолевал: а ну, как не положит зверя Сысой Сысоич с первой пули? Или неожиданно кинется зверь с дерева, как на Шарика?

* * *

Чуть свет забрезжил в окне, постучал Сысой Сысоич.

На дворе был мороз. К Смирьке подбежала Зорька, вскинулась ему на грудь, лизнула в нос.

Сысой Сысоич держал на сворке незнакомого большого гончего пса.

Стали на лыжи, пошли по дороге в школу.

– Боишься? – спросил Сысой Сысоич. – А ты приглядывайся да смекай – вот страх и пройдет. К следам ты приметлив, замечаю. Вон как про Шарика все верно рассказал. По следам ведь все, как по косточкам, разобрать можно.

По следу можно многое про зверя узнать. Про ту же лисицу: поглядишь зорко на след и уж знаешь, самец или самка, молодая или старая, хороша на ней шуба или плоха. Потому, если шуба на лисице хороша, – значит, лисица сыта ходит. А сытая она и ступает не так, как голодная: легко себя носит. Ты следы Черного видел. Вот и смекай про себя: велик ли зверь? Не больше собачьего следа, так ведь?

– Верно, – подтвердил Смирька.

– Значит, ростом и сам зверь не больше собаки. Не такой уж, значит, страшный он, чтобы человеку его бояться. Гляди теперь: тут я следы приметил и вчера с вечера весь этот остров флажками обнес.

Впереди перед ними – на задах у школы – был большой остров леса. Кромкой его шел обрыв: там речка. Низко на деревьях вдоль всей стены леса тянулась бечевка. С нее свисали красные тряпочные языки, друг от друга не больше метра.

– Не знаю, что за черный зверь, – сказал Сысой Сысоич. – А волки и лисицы флажков боятся, не выйдут из круга. Думается, и этот сразу-то на нас не осмелится. Я кругом весь лес флажками обнес. А теперь вот что.

И он рассказал Смирьке свой план.

Сам Сысой Сысоич зайдет справа в лес. Черный, верно, набродил ночью-то в кругу. По свежему следу Зорька разом его найдет.

Черный по деревьям лазает. А тот зверь, что может лазать, ходом от собаки уходить не станет. Зорька живо его посадит на дерево. Тут уж дело Сысой Сысоича с дерева его снять.

А Смирьке взять гончего и пройти слева, вдоль кромки леса. Стать посреди, примерно у обрыва над речкой. Если Сысой Сысоичу понадобится гончий, он крикнет. Тогда спустить пса со сворки.

Смирьке не очень-то понравилось, что он будет один: вдруг да не дождется зверь охотника и выскочит на него, на Смирьку? Лучше бы позади Сысой Сысоича тихонько идти. Однако попроситься не решился.

Сысой Сысоич зарядил ружье. Разошлись.

Смирька прошел до середины стены леса и выбрал себе место, где ждать: стал у большой сосны, что наклонно росла у обрыва.

Все-таки не у самого леса… в случае чего.

Гончий вел себя смирно. Сел в снег и уставился на лес.

Смирьке казалось, он простоял целый час, пока наконец услышал в глубине острова тонкий Зорькин лай.

И еще чуть не час прошел, пока раздался выстрел. Гончий так рванул поводок, что Смирька полетел в снег. Но поводка не выпустил.

«Готов! – подумал Смирька поднимаясь. – Идти, что ли, или тут ждать?»

Но Зорька опять залилась. И гончий вскинулся.

Смирька еле удерживал сильного пса.

Вдруг из лесу донесся крик:

– Го-го-гооо!.. кай!., баку!..

Смирька понял: «Пускай собаку!»

Он перехватил гончего за ошейник, замерзшими пальцами с трудом отцепил поводок. Пес ринулся в лес.

Стоя с пустым поводком в руках, Смирька соображал:

«Видно, одной Зорьке не справиться. Уходит зверь».

Тоненький лай Зорьки подвигался влево.

Вот там же тяжко, гулко забрехал гончий.

Теперь лай обеих собак слышался все с одного места.

«Опять посадили зверя на дерево, – сообразил Смирька. – Сейчас Сысой Сысоич еще выстрелит».

Тянулось время.

Вдруг лай стал злее, И громче.

Он приближается.

Смирька обернулся: за сосной такая круча, наверняка шею свернешь.

А лай все ближе и ближе.

Смирька поспешно стряхнул с ног лыжи и полез на отлогий ствол сосны. Долез до первого сука, уселся на нем; крепко охватил ствол руками и впился глазами в лес. Собаки лаяли уже совсем близко.

Из-за деревьев вывалилось что-то черное, ростом с овцу.

«Он!» – подумал Смирька и похолодел.

Черный скачками прыгал в глубоком снегу – прямо к сосне.

Смирька хотел крикнуть что есть мочи. Но горло перехватило.

С громким лаем вынесся из лесу гончий. За ним Зорька. Они быстро настигали зверя.

Но Черный был уже под сосной.

«Полезет – я долой спрыгну!» – успел только подумать Смирька.

Но Черный с разбегу свернулся в клубок – и полетел с обрыва.

Смирьке видно было, как его подбросило на одном выступе, потом на другом.

«Вдребезги!» – решил Смирька. Охватил ствол ногами и съехал на землю.

Зорька и гончий метались под сосной и злобно скулили: они боялись кинуться с кручи.

Потом разом повернули в одну сторону, побежали по краю обрыва туда, где был пологий спуск.

Смирька был уверен, что Черный разбился и лежит теперь под кручей. Взглянул вниз и глазам не поверил: Черный все так же, скачками, махал посередине реки.

Но и собаки уже опять настигали его.

Черный остановился. Упал на спину.

Гончий первый ринулся на него. Но с воем отскочил назад, свалился. Забарахтался в снегу с визгом.

Черный уже бежал дальше. Сзади осторожно наседала на него Зорька. Как только зверь оборачивался, она проворно отскакивала в сторону.