Некоторые события, которые на время становились видимыми при этом освещении, были знакомы мне – я участвовал в них или видел их прежде, а теперь я видел еще и то, что делало с ними присутствие принцессы. Вот черепоголовые танцоры выступают по траве лесного зала, а принцесса смотрит на них от двери. Битва кипит в Лесу зла, и это принцесса была в ее средоточии и подливала масла в ее пламя. Пока я стоял за ней все это время, она не двигалась, склонив голову. Но вот беспорядочный шепот стих, беспорядочное мелькание света и теней прекратилось, и только луч света продолжал метаться, посверкивая. Наконец, он остановился будто посреди вересковой пустоши, и там была принцесса, которая бродила туда-сюда, тщась рассеять вокруг себя призрачный туман! И тут впервые я испугался того, что увидел: к ней подошел старый библиотекарь, остановился на мгновение, пристально посмотрел на нее, и она упала; ее конечности отделились от нее и уползли прочь, а тело исчезло.

Дикий вопль окружил собственным эхом это место, и, как только упал ее призрак, принцесса, которая стояла передо мной окаменевшая, словно статуя, тяжело упала, и осталась лежать недвижимой. Я повернулся и вышел прочь – я не собирался снова возвращать ее к жизни. И когда я стоял, дрожа, перед клеткой, я сообразил, что, когда я был в этом черном эллипсоиде – я попадал в самый мозг принцессы! И я снова увидел дрожащий хвост леопардихи.

Пока я старался успокоиться и собраться с мыслями, я услышал позади меня голос принцессы.

– Идемте же, – сказала она. – Я хочу показать вам то, что я хочу, чтобы вы для меня сделали.

Она указала мне путь во двор. Я ответил ей ледяным согласием.

Луна была почти в зените, и ее серебряное сияние казалось ярче золота отсутствующего солнца. Она провела меня мимо деревьев к самому высокому из них, к тому, что стояло в центре. Оно было не похоже на остальные, так как его ветви, соединяясь у вершины попарно, были похожи отсюда, снизу, на еловую шишку. Принцесса подошла к нему вплотную, посмотрела наверх, словно разговаривая о чем-то сама с собой.

– На вершине этого дерева растет крошечный цветок, который сразу же излечит все мои раны. Я превращусь ненадолго в голубку и достану его, но я вижу там, в листьях, маленькую змейку, укус которой много опаснее для голубя, чем укус тигра – для меня!.. Как же я ненавижу эту женщину-кошку!

Она быстро повернулась ко мне и произнесла, улыбнувшись одной из своих наисладчайших улыбок:

– Вы сможете туда забраться?

Короткий вопрос – и улыбка исчезла, и лицо ее тут же изменилось, и выглядело теперь грустным и измученным.

Я собирался было оставить ее страдать дальше, но то, как она дотронулась до своей израненной шеи, тронуло мое сердце.

Я осмотрел дерево. Весь его ствол был покрыт остатками сучьев, как ствол у пальмы остатками опавших листьев.

– Я могу забраться на это дерево, – ответил я.

– Но не с голыми ногами! – ответила она.

В спешке, когда я бежал за исчезнувшей леопардихой, я оставил сандалии в моей комнате.

– Это не имеет значения, – сказал я, – я долго ходил босиком.

Снова я посмотрел на дерево, осмотрел весь ствол до того места, где он терялся в ветвях.

Лунный свет тут и там падал и пенился на стволе дерева, и легкий порыв ветра пробежал по его вершине с мягким шуршащим звуком, таким, какой издает падающая вода. Я подошел к дереву, чтобы начать карабкаться на него. Принцесса остановила меня.

– Я не могу дать вам попробовать это сделать, пока на вас нет обуви! – настаивала она. – Если вы упадете с вершины, вы убьетесь!

– Укушенный змеей! – ответил я, полагая, однако, что никаких змей там нет.

– Вы от этого не пострадаете! – ответила она. – Подождите-ка минутку.

Она оторвала от своей одежды две толстые каймы, которые были связаны вместе посередине, опустилась на одно колено, заставила меня поставить на второе сначала одну мою ногу, а затем вторую, и обмотала мои ноги толстыми вышитыми полосками ткани.

– Вы оставили концы болтаться, принцесса! – сказал я.

– Мне нечем их отрезать, но они не запутаются – они недостаточно длинные, – ответила она.

Я подошел к дереву и начал карабкаться.

Холод не так чувствовался в Булике, как бывало в других частях этой страны, особенно у дома могильщика, но, когда я чуть взобрался на дерево, я почувствовал страшный холод, и чем выше я забирался, тем становилось холоднее, и сильнее всего мороз был там, где я пробирался через ветви. Я задрожал, мне показалось, что еще немного – и я перестану чувствовать руки и ноги.

Ветра не было, и сучья не качались под моим весом, но, пока я карабкался по веткам, я стал пугаться любого необычного колебания: каждый сук, на который я ставил ногу или за который я держался, казался мне вехой большого пути. Когда моя голова поднялась над ветками у самой вершины, и в свете полной луны я стал высматривать цветок, я обнаружил, что взмок с головы до пят. Затем, словно ныряя в бушующие волны, я дико взмахнул руками и почувствовал, что падаю. Меня что-то толкало сверху и снизу, било там и сям, разворачивало то туда, то сюда, останавливало, а затем снова швыряло, вертело и било, и я падал ниже и ниже. Задыхаясь и булькая горлом, я, наконец, ударился обо что-то твердое внизу.

– Я предупреждал вас! – каркнул кто-то мне в ухо.

Я вытер воду с глаз и увидел ворона, стоящего на кромке огромного валуна, который находился посреди бассейна. Его оперение поблескивало холодным отраженным светом; он стоял и невозмутимо смотрел на меня сверху вниз. Я лежал на спине в воде, над которой, опершись на локти, я только что приподнял лицо. Я находился в чаше бассейна огромного фонтана, который построил когда-то мой отец посреди лужайки. Высоко надо мной сверкала толстая, поблескивающая стальным блеском струя воды, вздымающаяся и расплескивающаяся в воздухе на высоте около сотни футов пенным цветком.

Меня раздражал холодный взгляд ворона, и я сказал:

– Вы меня не предупредили!

– Я сказал вам, чтобы вы не делали ничего, о чем вас попросит некто, не заслуживающий доверия!

– Ну!.. Как это может запомнить смертный?

– Зато вы никогда не забудете последствия, которые стали результатом вашей забывчивости, – ответил мистер Рэйвен, который стоял на дорожке у края чаши бассейна и протягивал мне руку через кромку.

Я воспользовался его помощью и немедленно оказался рядом с ним, на лужайке, мокрый, как курица.

– Вам надо немедленно переодеться! – сказал он. – Конечно, слякоть не имеет большого значения, когда выберешься из такой передряги, вообще все это довольно необычно и может доставить некоторые неудобства и в этом мире.

Он снова был вороном, и шел важной походкой к раскрытой настежь двери дома.