— Если человеку, который сует свой нос туда, куда не надо, просто этот нос оторвут, это еще полбеды, — негромко сказала тень. — А вот если сломают хребет? Ты когда-нибудь об этом думала?

Смирившись с неминуемым, Юлька закрыла глаза.

* * *

День сегодня был особенно жаркий, поэтому Вероника наплавалась вволю. Из воды выходить не хотелось, плавала она хорошо, поэтому упорно боролась с течением, поставив целью доплыть до омута под обрывом. Волга в этом месте была быстрой, поэтому девушка заметно устала и, выбравшись на берег, чтобы отдохнуть, поднялась по откосу на обрыв, где росла старая сосна.

Ее корни, грубые, перевитые, как спутавшиеся морские канаты, торчали из песка, прочно удерживая берег, не давая ему обрушиться в реку. Мощью веяло от этого дерева. Мощью и мудростью, что ли. Как была, в купальнике, Вероника уселась на обрыве, спустив вниз ноги, и невольно залюбовалась открывшейся ее глазам картиной: рекой, где-то вдалеке целующейся с небом, мелким белым песком на берегу, зеленой травой, дерзкой хвоей, слегка коловшей голые бедра, но дарившей стойкий приятный аромат.

Да, пахло хвоей, и немного смолой, и еще чем-то неуловимым, но ясно дававшим понять, что на дворе лето. Не жаркое, впитавшее в себя разнообразные средиземноморские запахи итальянское лето, в котором марево колышется над расплавленным асфальтом и отражается от каменных мостовых, а русское, неспешное, пахнущее луговым разнотравьем и еще, пожалуй, парным молоком и малиной, пустившей сок на деревенском пироге.

С удивлением Вероника поняла, что ко всему этому уже привыкла. К далекому мычанию коров, которых в деревне было всего три. К ленивому жужжанию мух, бьющихся о вставленную в окно сетку, к вечернему звону комаров, туману, поднимающемуся от воды по ночам, негромким разговорам людей, которые по своему менталитету так сильно отличались от горячих, вечно спешащих куда-то и размахивающих руками итальянцев.

В Сазонове все жили так, словно впереди была вечность. Никто никуда не спешил, все подолгу пили чай, сидя на крыльце дома, вели неспешные беседы у колодца, тюкали молотком на крышах, возились в теплице, топили печи. И Веронике нравилась эта неспешность, тягучая, как сосновая смола, которую она сейчас лениво катала в пальцах. Что это, интересно? Голос крови, который никогда раньше не давал о себе знать?

Вероника привыкла считать себя итальянкой, хоть и гордилась своей русской красавицей-матерью, хоть и говорила с ней исключительно по-русски, пусть и не ощущая этот язык полностью родным. Но здесь, в Сазонове, она отчего-то ощущала себя обычной русской девчонкой, место которой было именно здесь, под большой сосной, хранившей, наверное, немало деревенских тайн.

Нужно было возвращаться домой, пока ее не хватилась мать. Джемма не была наседкой, но долгое отсутствие дочери вполне могло вызвать у нее тревогу. Неспокойно было в деревне после совершенного убийства, да и об опасности омута, над которым сидела сейчас Вероника, мать талдычила ей постоянно, категорически запретив раз и навсегда нырять с обрыва в реку.

Нырять Вероника и не собиралась. Вариантов было два: снова спуститься на берег и, зайдя в воду, позволить течению вынести ее обратно к домашнему пляжу или пройти верхом, чтобы оказаться на дороге, проложенной сквозь коттеджный поселок. Немного подумав, второй вариант Вероника отвергла — в одном купальнике идти посредине улицы неразумно. Хотя в коттеджном поселке не было столь рьяных блюстителей нравов, как в деревне, это все равно получался явный вызов общественному мнению. Здесь так было не принято.

Вероника засмеялась, представив, как местные кумушки провожают взглядами ее точеную фигурку, сбежала по осыпающейся под босыми ступнями насыпи к воде, зашла в реку и поплыла, добираясь до того места, где течение понесет ее в обратный путь. Дальше можно не предпринимать никаких усилий, лишь поддерживая себя на поверхности воды.

Напротив дома Вероника выбралась из воды, тщательно растерлась брошенным на лежак пушистым полотенцем и навертела на голове тюрбан, чтобы просушить свои густые длинные волосы. Водные процедуры утомили ее, хотелось пить, и Вероника побежала к дому, зная, что мама приготовила с утра целый кувшин охлаждающего лимонада.

— Ма-а-ам, я тут! — крикнула она с порога. — На всякий случай, если ты придумала в своей голове, что я утонула или меня украли, знай, что я в целости и сохранности!

Вообще-то это была глупая шутка, и Джемма должна была именно это и ответить своей расшалившейся дочери, но почему-то молчала. Вероника с жадностью налила и выпила целый стакан лимонада, в котором блестели полурастворившиеся кусочки льда, подцепила веточку мяты, отправила ее в рот и блаженно зажмурилась. Хорошо! Вот только почему мама не отвечает?

Внезапно подкравшаяся тревога ударила наотмашь, перекрыв дыхание. А вдруг это маму украли или, чего доброго, вообще убили, как это сделали с тем толстым, глупым, злобным стариком, соседом Юли?! Вероника взлетела на второй этаж, обежала все комнаты, заглянула в пустующую ванную. Джеммы нигде не было!

Неужели она снова отправилась в деревню, как тогда, ночью? Вероника несколько раз порывалась спросить у матери, что означала та странная вылазка, но так и не смогла. В их семье свято чтили чужие границы и не задавали лишних вопросов. Джемма вела себя так корректно по отношению к мужу и дочери, что Вероника не могла не признавать за ней права на собственные тайны.

И все-таки куда она подевалась? Поспешно скинув мокрый купальник, Вероника натянула кружевной комплект белья, очень дорогой, предмет ее долгого вожделения, купленный на подаренные отцом ко дню рождения деньги и крайне им не одобренный (папа по-прежнему предпочитал считать дочку малышкой, для которой не существует мужчин и их заинтересованных взглядов), надела короткие шорты и футболку, сунула ноги в шлепанцы и выскочила во двор, а потом на улицу.

К ее облегчению, практически у самого дома она столкнулась с Джеммой, тащившей в руках какой-то накрытый полотенцем сверток.

— Это что? — спросила Вероника, а мать практически одновременно спросила у нее:

— Ты куда?

— Я — тебя искать. — Лицо Вероники непроизвольно перекосилось, как будто она собиралась заплакать. Только сейчас она поняла, как сильно испугалась.

— Чего меня искать? — удивилась Джемма. — Я к Анне Петровне ходила, за малиной. Мы еще с утра договорились, что она соберет, а я заберу.

Мать откинула край полотенца, и Вероника увидела большую железную миску, доверху наполненную садовой малиной. Миска дополнялась прямоугольной подставкой, видимо, для надежности.

— Ты же любишь малину, — сказала Джемма, и Вероника взяла крупную ягоду, положила в рот, раздавила зубами и блаженно зажмурилась, чувствуя сладость малинового сока на языке.

— Люблю, — признала она и бросила в рот еще одну ягоду. — Ладно, мам, уж коли я все равно выбралась на улицу, пойду проведаю Юлю с Жужей, ты не против?

— Не против, — ласково улыбнулась мать. — Иди, конечно, и, если хочешь, приводи Юлю ужинать. Я сделаю лазанью и испеку домашний торт с малиной.