— Это явно не та парочка, — сказал седовласый. — Да они же просто дети… Что вам здесь нужно?

— Однако они могут работать на тех двоих… — начал здоровяк-детектив, но седовласый уже его не слушал, пристально глядя на Долли.

— Откройте-ка еще одно окно, — сказал он.

Долли встретила его взгляд без опаски, сразу почувствовав, что имеет дело с настоящим джентльменом. А когда в комнате стало светлее, он уверенно произнес:

— Ты — дочь Мортона Хейнса.

— А вы — мой дядя Чарли? — откликнулась Долли.

Мужчина с блокнотом также смотрел на нее изучающе.

— Будьте осторожны, мистер Крейг, — предупредил он, понизив голос.

— Все в порядке, — сказал Чарльз Крейг. — Это моя племянница.

И тут Долли приняла одно из тех молниеносных решений, которые порой втягивали ее в неприятности, но могли сослужить и добрую службу. Она твердо решила никому не рассказывать всю правду о случившемся — никому и никогда.

Заметив, как она отрицательно качнула головой, тем самым сигнализируя о своем решении дяде Чарли, детектив нахмурился.

Однако Чарли Крейг продолжил как ни в чем не бывало:

— Все в порядке. Я готов за нее поручиться — глаза и нос у девчонки отцовские.

— Ну, если вы так уверены, сэр…

— Конечно уверен. Свою родню я ни с кем не спутаю. — Он повернулся к Долли: — Представь нам своего друга.

— Это Кларк Кресуэлл, племянник мисс Грейс Терхьюн.

— В таком случае сомнений больше нет, — сказал мистер Крейг детективу. — Я знаю мисс Терхьюн с той поры, когда в ней было от силы фут росту. Юная леди, здесь вы моя гостья. Я писал твоему отцу, что с радостью приму тебя под свой кров. А где же твой багаж?

— Сейчас прибудет, — не моргнув глазом, солгала она.

Дядя приблизился и взял ее за руку.

— Хотелось бы узнать тебя поближе, — сказал он.

— Вот что мы выяснили, — говорил детектив, обращаясь к мистеру Крейгу. — Этот тип известен как Додо Гилберт, но иногда именует себя лордом Дана, или Джорджем Уиломвилем, или майором Редферном. А его сообщница, известная под прозвищем Птичка, она же Уилли Лукас, не раз попадалась на магазинных кражах.

— Но из моих вещей, кажется, ничего не пропало. Как бы то ни было, я очень рад, что моя племянница не очутилась в этом доме тремя днями ранее!

Их беседу прервал телефонный звонок в глубине холла, а затем послышался голос Долли, снявшей трубку.

— Одну минуту, — сказала она. — Сейчас я позову своего дядю… Вас к телефону, дядя Чарли!

А секунду спустя раздалось:

— Что?! Папа, это ты?! Когда ты приехал?

Повесив трубку после разговора с отцом, она оглядела холл, теперь залитый светом из открытых окон. Кларк не мог знать, что означало это новое сияние, вдруг появившееся во взгляде Долли, хотя все объяснялось просто — наконец-то она была у себя дома.

Рене был особенно по душе сентябрьский облик этого старого дома — в оправе из пламенеющих кленов и серебристых берез, с деловито снующими по лужайке запасливыми белками. Громоздкое каркасное строение на окраине университетского городка в 1880-х являлось частным жильем, в 1900-х здесь устроили окружную богадельню, а теперь оно вновь перешло в частное владение. Не многие современные семьи захотели бы жить в таком доме, под стоны допотопного водопровода и без жизнерадостного телефонного треньканья, но Рене — с первого же взгляда на просторную веранду, обращенную к давно одичавшему пятиакровому парку, — сразу полюбил это место, так похожее на дом его детства в Нормандии. Наблюдая за беличьей суетой, Рене вспомнил, что и ему следует завершить кое-какие приготовления к зимнему сезону. Посему, отложив в сторону рабочие чертежи, он взял большой разграфленный лист и еще раз пробежал глазами по пунктам, а затем вышел в холл и крикнул, задрав голову к лестнице на второй этаж:

— Ноэль!

— Да, папа.

— Спустись сюда, cherie.[37]

— Я убираю солдатиков, как ты сказал.

— Это можно сделать потом. А сейчас сбегай к Слокумам и позови сюда мисс Бекки Снайдер. У меня есть разговор к вам обеим.

— А Бекки и так уже здесь, папа. Она принимает ванну.

Рене вздрогнул от неожиданности:

— Принимает ванну?!

Многочисленные трещины и полости в стенах здания создавали превосходную акустику, и теперь к их разговору подключился еще один голос, уже не детский:

— У Слокумов вода течет еле-еле, надо ждать целый день, пока ванна наберется. Вот я и подумала… это же такой пустяк, Рене.

— Пустяк?! — воскликнул он вполголоса.

Ситуация и без того была достаточно пикантной. «Ничего себе пустяк!» Да любой случайный визитер, узнав, что Бекки принимает здесь ванны, неминуемо сделает вывод, что она здесь и ночует. Он представил себе, как путано объясняет миссис Макинтош, супруге декана своего факультета, почему на втором этаже его дома плещется в ванне мисс Бекки Снайдер.

И если здесь, в Америке, его объяснения еще как-то могли сработать, то во Франции он не стал бы даже и пытаться.

Его дочь, Ноэль, спустилась вниз. В свои двенадцать, светловолосая и хрупкая, она очень походила на его покойную жену, и это сходство прежде вызывало у него тревогу. Но со временем она физически окрепла, теперь не уступая в этом плане своим американским сверстницам; после чего отцовские заботы сосредоточились на ее образовании, которое, как он решил, должно быть не хуже, чем у французских девочек.

— Ты не забыла, что завтра начинается учебный год?

— Угу.

— Что это значит?

— Это значит «да, папа».

— Я теперь буду занят больше, чем когда-либо прежде.

— Все из-за этой воды?

— Да, из-за этой воды — только представь, на сколько ванн для Бекки ее хватило бы. У меня даже будет своя маленькая электростанция, построенная Фондом. Вот поэтому я составил особое расписание и попросил секретаршу сделать три копии — для тебя, для меня и для Бекки. Мы приклеим кармашек к обложке твоей математики, чтобы ты хранила в нем свою копию. Будь внимательна, потому что, если ты ее потеряешь, весь день у нас может пойти наперекосяк.

Ноэль нетерпеливо заерзала на стуле.

— Я вот чего не пойму, — сказала она, — почему мне нельзя быть такой, как другие девочки? Почему я должна сверх школьных занятий еще забивать голову всякой дребеденью?