Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он не выказывает никаких эмоций, – сказал Билли. – И никогда не выказывал.
– Что ж, у нас ему больше нечему учиться.
Пока они ехали на Обиспо, к дому в голландском колониальном стиле, где выросли все трое его детей, Билли спросил у Уолтера, как ему понравилась бы перспектива уже этой осенью перейти в среднюю школу. Сын оторвался от учебника, который лежал у него на коленях, и поправил очки:
– Это было бы здорово, Билли.
Уолтер в девять лет перестал называть Билли папой. Он с безупречной логикой разъяснил Билли, что ребенок попадает в весьма неудобное положение, безоговорочно допуская отцовское превосходство. Если бы с подобной мыслью к нему пришли Этель или Вилли, Билли просто сказал бы, что они будут называть его папой до конца своих дней, нравится им это или нет, иначе он шкуру с них спустит. Но на Уолтера подобные угрозы никогда не действовали. Единственный раз, когда Билли шлепнул сына, гневное потрясение у того на лице сменилось недоуменным презрением, и это выражение потом часто преследовало Билли, преследовало до сих пор, гораздо настойчивее, чем лица людей, им убитых.
Они въехали под навес для машины и вошли в дом на Обиспо. Уолтер понес наверх свой барабан и учебники, а Билли начал жарить печень с луком и с зеленой фасолью и нарезать помидоры. Билли любил готовить. Полюбил в армии. Он пошел служить в 1916 году, и в первый же год службы был приписан к кухне военного лагеря в Кастере, а потом разразилась война, и его отправили во Францию, где командир его подразделения обнаружил, что капрал Уильям Кович очень метко убивает людей из снайперской винтовки.
После войны Билли переехал в Новый Орлеан, где во время драки в баре убил человека большим пальцем руки. В том баре часто калечили людей, хотя убийство случилось первый раз за шесть лет. Когда приехала полиция, все, кто там был, заявили, что несчастного Дельсона Митчелсона прикончил чокнутый каджун[13]по фамилии Будро, который тут же сбежал – вероятнее всего, вернулся в свой Алжир. Позже Билли узнал, что этот самый каджун, Филиппе Будро, был убит несколькими месяцами раньше, когда его поймали с пятым валетом в рукаве. Какие-то парни скормили его в полнолуние аллигаторам. После чего на него повесили почти все убийства в Квартале и еще парочку – в Сторивилле. В тот вечер за столиком в углу бара сидел хозяин, который представился Билли как Люциус Брозуола («Друзья называют меня Король Люциус»). Он сказал Билли, что, по слухам, в стране скоро не останется ни глотка выпивки, и у него есть идея, как сделать на этом денежки немного южнее, в Тампе, и он подыскивает несколько человек, которые умеют за себя постоять.
Так Билли оказался в Тампе, где вел жизнь тихую и размеренную, как и полагается человеку из нижнего слоя среднего класса, – за исключением тех дней, когда отправлялся убивать людей за деньги. Деньги он вкладывал в землю, скупая участки во время земельного бума во Флориде в начале двадцатых годов. Но если другие покупали болота и куски океанского берега, Билли вкладывал свои гонорары в участки в центре Тампы, Сент-Питерсберга и Клируотера. Он всегда покупал землю рядом с судами, полицейскими участками и больницами, заметив, что городские районы обычно разрастаются именно в таких местах. В какой-то момент городу требовалось расширение, и властям приходилось покупать небольшие клочки земли Билли Ковича, которые обычно стояли незастроенными, хотя и вполне ухоженными, в ожидании того дня, когда за них предложат достойную цену. Заключая эти сделки, он никогда никого не убивал, зато всегда получал немалую прибыль и, что самое важное, оправдание, каким образом диспетчер службы такси «Пляжные пальмы» смог отправить дочь в педагогический колледж университета Майами, а сына – в Университет Эмори и каждые три года покупать себе новый «додж». Власти же тех городов, что заключали с Билли честные сделки, не особенно интересовались доходами человека, благодаря которому получили необходимый кусок земли.
После обеда Билли с Уолтером перемыли посуду, разговаривая, как и все в стране, о войне за океаном и тех усилиях, какие необходимо приложить, чтобы выиграть ее.
Вытирая последнюю тарелку, Уолтер спросил:
– А что, если мы не победим?
Немцы по уши увязли в России, и Билли не понимал, как они смогли бы протянуть дольше нескольких лет. Все дело в нефти – чем больше они потратят в России, тем хуже смогут защитить свои запасы в Северной Африке и Румынии.
Он изложил все это своему младшенькому, и Уолтер задумался на некоторое время, как обычно задумывался надо всем.
– Но вдруг Гитлер захватит советские месторождения в Баку?
– Тогда, конечно, – сказал Билли. – Тогда да, Советы проиграют, и Европа, вероятно, падет. Но нам-то что с того? Немцы же не рванутся сюда.
– Почему нет? – спросил мальчик.
И Билли не нашелся, что на это ответить.
Вот что волнует мальчишек в наши дни. Главный страшилка Адольф вышел в поход и хочет пересечь океан.
Он слегка потрепал сына по шее:
– Скажем так, мы можем свалиться с моста, если пойдем по нему, но неизвестно, пойдем ли, а тебе, между прочим, еще уроки учить.
Они вместе поднялись на второй этаж. Уолтер пошел к себе в комнату и сразу сел за стол, один учебник спорхнул, раскрытый, на середину, еще три легли рядом стопкой.
– Не читай допоздна, – сказал Билли сыну, и тот кивнул, явно пропуская совет мимо ушей.
Билли прошел по коридору в ту комнату, где были зачаты все трое его детей и где Пенелопа испустила последний вздох. Он был знаком со смертью намного лучше многих. По его личным подсчетам, он убил минимум двадцать восемь человек, но эту цифру, вероятно, можно увеличить до пятидесяти, если точно установить, какие пули были его, а какие принадлежали другим снайперам во время четырехдневной кровавой бани в Суассоне. Он ощущал на щеках последнее дыхание по меньшей мере шести человек. Он более шести раз лично наблюдал, как свет жизни угасает в глазах. Он наблюдал, как свет жизни угасал в глазах его жены.
И все, что он мог бы сказать другим о смерти, – бояться ее совсем не глупо. Он не видел никаких доказательств существования иного мира. Ни разу не видел, чтобы во взгляде умирающего отразилось умиротворение и облегчение человека, который вот-вот получит ответы на все свои вопросы. Всегда это случалось слишком рано, всегда было неожиданно и всегда самым мрачным образом подтверждало зревшее на всем протяжении жизни подозрение.
В спальне, которую когда-то делил с женой, он переоделся в старую спортивную фуфайку с обрезанными рукавами и заляпанные краской штаны, после чего спустился вниз поколотить боксерскую грушу.
Груша была подвешена на цепи рядом с навесом для машины. Билли молотил по ней без особого мастерства, хотя и довольно энергично. Он не наносил удары как-то особенно сильно или особенно быстро, однако уже через полчаса в руках возникло такое ощущение, будто их наполнили мокрым песком, а пропотевшую фуфайку было впору отжимать.