Соренсон в ответ только куксится; вот ведь упрямая толстая сука. Но на меня это не действует. Делай, как я говорю, потому что верховная власть здесь я, я бог красивых тел, и ты мне подчинишься… На последние пять минут я разогнала дорожку до 16 км/ч и приказала выложиться полностью в последние две минуты. Она, задыхаясь, дотопала кое-как до конца занятия, и я показала ей счетчик калорий:

– Семьсот двадцать две! Вот такой показатель мне нужен. Ты должна мне его обеспечить!

Я подняла ладонь, она, дрожа, подставила свою и пошла, вся потная и запыхавшаяся, во фреш-бар, выпить там какой-нибудь морковно-брокколиевой бурды. Майлз, с полотенцем на шее, лениво потащился через зал за ней, и я услышала, как он сказал: «Ты так сегодня старалась».

Тут пришла моя маленькая еврейская старушка София Розенбаум. У нее недавно умер муж, и она надолго пропала. Теперь вот снова начала выходить из дому и что-то делать. Я отправила ее на небольшую разминку на велотренажере, чтобы не перенапрячь колено: из-за разрушительного воздействия времени там и так уже не колено, а какая-то пульпа из осколков костей и хрящей. Я слушала ее рассказы про детей и внуков, живущих в дальних странах, и продолжала шпионить за Майлзом и Соренсон.

Ну вот: выйдя из душа, Лина подходит, вся испуганная, и просит разрешения пойти с Майлзом, который уже ждет у двери, сам только из душа, с мокрыми волосами, зачесанными назад; зубы он выставил напоказ, наверно, тоже чтоб подсохли. Разрешения? Знала бы эта маленькая дурочка, что я это все и подстроила и что сейчас ее жестоко выебут! Они ушли, я осталась с Софией.

Отзанимавшись и выпив с ней холодного чая, я взяла ключи от маминой с Либом многоэтажки и поехала туда. С верхнего этажа я смотрела вдаль и вниз на город. С одной стороны было видно трассу 95 и поток машин на ней, но на тротуарах – ни души. Да, здесь можно заниматься, причем в полном уединении, и я спустилась, достала «Тотал-джим» из багажника «кадиллака» и затащила его в лифт. Поднявшись, установила его в маминой квартире. Потом зашла в спортзал в соседней хате и увидела, что беговые дорожки-то, оказывается, на колесах и эти колеса можно опустить, нажав на педаль. Я перетащила одну в квартиру. Неудобняк, конечно, но ладно: потом верну. Глянув на стальную балку над головой, я запрыгнула на одну из несущих колонн, которая по толщине как стойка строительных лесов. Зафиксировалась ногами и, легко удерживая собственный вес, свесилась вниз головой, чем вызвала прилив крови. Такой мини-танец на шесте, типа стриптиз. Я попыталась представить, как бы это получилось у Соренсон и ей подобных! После этого я нормально потренировалась, наблюдая, как меняется небо за пустыми жилыми высотками.

Ранним вечером добралась до КСЕМа – позаниматься на ринге и поработать на лапах с Эмилио. Если «Бодискалпт» – чистенький такой клубик, то КСЕМ – настоящая потогонная фабрика. От тренажеров исходит напряженное мычание: оно заглушает даже звон ударов металла о металл и создает ощущение, что находишься в каком-то привокзальном сортире, где у всех хронический запор. Впечатление усиливает жуткий шум от тренировочных таймеров на боксерских рингах с неумолимой последовательностью зеленого, желтого и красного сигналов. На другой стороне ангара боксеры трамбуют груши комбинациями разных ударов, на них лает инструктор, и все это – под настойчивый гул хип-хопа.

Нас с Эмилио многое связывает: мы оба воины – это понятно, но обоим чего-то не хватило в карьере. Чего там говорить, есть победители, и есть все остальные. Второе место или последнее – разницы нет. Я достигла потолка в 2007-м в «Мариотт-Орландо-Уорлд-Сентер»[38], когда упустила последний шанс стать чемпионкой мира по тайскому боксу. Я вышла в полуфинал в Сидар-Рапидс в Айове за год до того, но напоролась в итоге на какую-то непробиваемую кобылу – уже забыла, как ее звали, внешне похожа на Марвина Хаглера[39], только в женском трико, – она оказалась шустрее и сильнее меня. На следующий год мы снова с ней встретились. Я тренировалась как бешеная и к реваншу была на пике формы. И опять я дралась храбро, но бой-баба, как оказалось, была мастер спорта по боксу, да и ногами хуярила, как конь. Вредно для души зацикливаться на поражениях, поэтому скажу только, что тогда поняла: не одолеть мне эту суку, тем более она на четыре года меня моложе. И все – спортивной карьере конец.

Эмилио все это понимает. Есть классная фотография, где он лежит на ринге после первого в жизни нокаута. В зале ее нет, естественно, но я ее видела и могу рассказать. У него там выражение лица из серии «че за хуйня», не страх даже, а именно проблеск осознания печальной действительности, что вот твой предел, а вот палач – стоит, довольный, прямо над тобой. Но я люблю Эмилио за смелость; он надел одиночную лапу, а не полный защитный жилет, и это значит, что ему надо будет умело защищаться от ударов, которые он будет мне выкрикивать, а я буду наносить. Ноздри у него раздулись, лицо сосредоточенно покраснело: это я выдала по нему серию ударов руками и ногами.

После Эмилио у меня было первое занятие с Аннетт Кушинг: она вошла в наш ангар, вся импозантная и собранная. Клиенты, которых я тренирую в «Бодискалпте», даже не пролезли бы в эту дверь. Мы пошли с ней заниматься на груши, я показала, как бинтовать руки. Потом у нас была нормальная разминка на пятнадцать минут, после которой я показала основные бойцовские стойки и движения. Дальше она боксировала сама перед зеркалом минут десять. Я показала, как наносить удары руками и ногами по груше, нормально разогрела ее, и мы прерывались, только чтобы подкорректировать технику. Закончили общеукрепляющими упражнениями на мышцы живота и растяжкой. Аннетт была настолько выжата, что невольно брызгалась пóтом, и взвинчена, как после кокса, – с таким лицом, будто у нее счастливый лотерейный билет в косметичке.

– Никогда так не занималась, Люси. Прям полный набор!

Бальзам на душу: Мона со своим девичьим пилатесом для лесбиянок будет зла. Тем лучше! Мы договорились на следующий раз и попрощались. Пришла Грейс Карильо, и мы вместе занялись гантелями и упражнениями на турнике.

Потом, в дýше, я старалась не думать про ее промежность (бритую, представляла я, со светло-малиновым, вывернутым наружу интерьером: приятное сочетание с шоколадной кожей). После душа мы выпили с Эмилио сока, и я свалила.

Около дома не было ни фотографов, ни журналюг. Я включила повтор «Потерявшего больше всех» (иногда Боб и Джилиан терпеливы, как святые), но все мысли были про Майлза: интересно, ебет он сейчас Соренсон или нет.

Достаю вибратор, адски хочется насытиться им, но облом: никак не могу сосредоточиться. Хотела посмотреть второго «Терминатора», но чего-то тоже не пошло. Это кино у меня, кстати, всегда в плеере стоит, вообще это лучшее кино за всю историю и один из лучших феминистских фильмов. Забудьте уже про этого стероидного качка с маленькой писькой; Линда Хэмилтон – вот идеал, ёбнутая на всю голову, но классная. А эта анорексичная крыса, которая вместо Хэмилтон играет Коннор в сериале, это же пиздец, друзья. С такими худыми руками-ногами она ни разу и на турнике-то не подтянется. И кстати, в фильме ни одного общего плана с подтягиваниями и нет. Эй вы там, в телевизоре, хватит уже считать нас идиотами!