Я сказала, что не такая, но он не понял и сделал удивленное лицо. «Тебе нравятся девушки?»

Я ответила, что не сплю с людьми, которых едва знаю. Он пожал плечами и сказал, мол, видимо, проблема в том, что он склонен «решать вопросы слишком быстро, как это принято на Саут-Бич». Он изобразил улыбку на лице и поднял руки, как бы дергая за воображаемые вожжи. «Чуть помедленнее, ковбой!»

Мне захотелось сказать всем этим Майлзам и Люси, что я не вступаю в случайные связи, и не потому, что ханжа, а просто потому, что прежде, чем переспать с кем-то, мне надо, чтобы человек мне понравился или хотя бы был мне интересен. И что, естественно, если он мне не понравится, второго раза не будет. «Я так сделана, – сказала я. – Случайный секс для меня – это вроде мастурбации с нарциссом, которому нужна аудитория».

Я думала, эти слова поставят его на место, но он, кажется, даже не понял, о чем речь. «Знаешь, я уважаю твою точку зрения, но буду откровенным: я считаю, что ты очень эффектная девушка, и я правда хочу познакомиться с тобой поближе».

В висках ужасно застучало – опять мигрень, у меня к ней предрасположенность; ударила как лавина. Боль бывает настолько сильная, что вызывает мучительно-жгучие видения в глазах. Очень захотелось лечь на диван, полежать в темноте или отвлечься: залезть в интернет, посмотреть на зверюшек, почту проверить или даже пойти месить смолу в мастерской. Мне больше не хотелось сидеть в шумном баре с этим мужиком.

Музыкальный автомат заорал громче, и я почувствовала, что мыслями я уже где-то в другом месте. Майлз как будто закатил глаза обратно в свои глубокие, темные глазницы. Его стало почти не видно, но зато было слышно мягкий, но настойчивый голос: «…и я не играю в нечестные игры», – на его недобром лице уже читался мучительно-честный ответ, который я должна была ему дать.

«Ага…»

И он продолжил: «…потому что честность – как деньги, благодаря ей любые отношения только выигрывают».

Надо же, абсолютно Джеррины слова. Мне показалось, что я сейчас засмеюсь; все, что угодно, лишь бы прошла эта жуткая боль в висках, ударившая сквозь депрессию, в которую я погружаюсь. Слишком много выпила. Майлз крикнул, чтобы ему налили еще, а я все думала про Джерри, про то, как он подпаивал меня, а потом заставлял раздеваться и стоять неподвижно перед входом в ванную. Потом поворачиваться. Потом еще раз. И про Люси. Которая заставила меня пройти через это опять.

Надо было возразить. И я возразила – когда почувствовала Майлзов язык у себя в ухе.

«Нет!» – заорала я так, что несколько человек обернулись. Я вскочила, оттолкнула его, выбежала на улицу и понеслась на Коллинз-авеню ловить такси. Не знаю, побежал ли он за мной, выкрикивая: «ЛИНА, ПОДОЖДИ», или мне привиделось на фоне всего этого сумбура в голове.

Таксист-латинос улыбнулся как будто с жалостью; с зеркала у него свисал крест, на торпеде по краям стояли фигурки Христа и Девы Марии. Мы поехали по затопленным улицам, я всю дорогу молчала.

Вернувшись домой, я все думала о Джерри. Хорошее было время; между нами все было непоколебимо. Я заплакала, написала мейл маме, потом заказала в интернете пиццу на тонкой основе с чоризо и лаймовый пирог целиком. Мигрень немного отступила: я зашла на Cute Overload, через сорок минут привезли еду. Села на диван, включила телик: шел фильм, где Аль Пачино играет голливудского режиссера, скрывающего от всех, что восходящая кинозвезда, которую он нашел, на самом деле – всего лишь компьютерная программа. Я глянула на пиццу, на жирные пятна от нее на картонной коробке, на красные ломтики чоризо, ярко выделявшиеся на фоне расплавленного сыра, в который они были вставлены. Потом посмотрела на пирог в пластиковом контейнере, предвкушая, как буду каждый раз кайфовать от тонкого и резкого цитрусового вкуса. Но сначала пицца. По одному ломтику того и другого, остальное в холодильник. Растяну удовольствие на неделю.

Герой Аль Пачино с помощью компьютерной актрисы пытался помириться с бывшей женой, которую играет прекрасная Кэтрин Кинер. У нее никогда в жизни не было и не будет ни одного грамма лишнего веса.

Потом пошли титры; они вывели меня из транса. Я посмотрела на упаковку, валявшуюся передо мной на полу. Вся еда была съедена. В груди загорелось и сжалось, по щекам потекли слезы. Я подсчитала калории и заревела.

Первый импульс был пойти в ванную, засунуть два пальца в рот и выблевать все обратно. Вместо этого я пошла в мастерскую – поработать и отвлечься, как советовала Люси. Я нервно возилась с ключом в замке, отчаянно пытаясь переместиться в другое пространство, где можно будет забыть о том, что я только что натворила, как вдруг ягодицу пронзила адская, жгучая боль, будто укусила какая-то тварь!

В расстроенных чувствах я поковыляла обратно в дом и легла ничком на диван, обливаясь слезами отчаяния. Завибрировал мобильник: Люси. Я рассказала, что произошло (про укус, не про еду), и она сказала, что сейчас приедет. Я заставила себя встать и спрятала пустые коробки из-под еды под кровать, так как знала, что она проверит каждый шкаф. Я записала все в Утренние страницы, и мне стало лучше. Включила беговую дорожку, которую до этого поставила в гостиной, и, хотя задницу по-прежнему жгло, влезла на тренажер и пошла.

Я встала рано, чтобы успеть сложить в машину «Тотал-джим». На утро у меня запланирован КСЕМ, потом кикбоксинг с двумя усталыми бучихами – сотрудницами службы по надзору за условно освобожденными; их участок включает район Маленькое Гаити. Sacre bleu![36]Потом ланч в «Хоул-Пейчек»: шпинатная лазанья на подушке из шпината же; пятьсот калорий, и ни одной больше, вбиты в приложение Lifemap на айфоне. После ланча – в клуб, который по ошибке назвали «Бодискалпт»[37]: туда должна прийти Лина Соренсон.

На взвешивании Соренсон показывает 89,5. Да, весы на этот раз официальные. Но все равно медленно. Как она визжала от восторга, что вес у нее теперь меньше 90; меня это страшно выбесило. Я решила, что замучаю ее кардиотренировками, иначе это говно с нее не согнать. Начала с орбитрека: 4 подхода по 15 минут с увеличением уровня сопротивления с 8 до 10, потом до 12 и до 14. Когда в зал вальяжно заходит Майлз, отсвечивая своей непринужденной улыбкой, которая выглядит круто, но только до тех пор, пока не поймешь, что парень-то так – туповат, – я перевожу Соренсон на беговую дорожку и включаю 9 км/ч.

Немного размявшись, Майлз встает на тренажер рядом с ней, здоровается кивком и натужной улыбкой, она отворачивается. Он ляпнул еще какую-то глупость, я не расслышала. Соренсон ответила робкой улыбкой, но с явным неудовольствием. Я не просто занималась с ней с увеличенной нагрузкой, я каждую четвертую минуту заставляла ее выкладываться полностью в течение целой минуты.

– Я пытаюсь запустить у тебя нормальный обмен веществ.