— Пойдем, я отвезу тебя в гостиницу.

— Лео, ответь мне, пожалуйста!

Я тоже встаю.

Пусть это только догадка Лео, я чувствую, что он прав. Что он действительно все понял. Я уверена, всей кожей ощущаю это, так явственно, так напряженно, как можно почувствовать только правду.

Правда открывается всегда неожиданно, непонятно как, но ты узнаешь ее, даже если у тебя нет доказательств. У нее есть свой голос.

Только я хочу услышать это от Лео.

И он произносит, без тени улыбки:

— Да, Тони. Я думаю, что Майо жив.

Мы сидим с Лео на заднем сиденье служебной машины, мне больше не хочется показывать ему Алмазный дворец или вид площади, открывающийся от замка. У нас очень мало времени. Я так ждала его, и вот он уезжает.

— И что бы ты сделал? — спрашиваю я.

Я чувствую, что он прав, но мне трудно в этом признаться.

— Поговорил бы с людьми, которые их знали. — Лео с силой сжимает мою руку.

Приехали. Лео открывает дверцу машины, помогает мне выйти, целует в губы.

— Я так хотел сегодня спать с тобой.

— Я тоже.

Мы обнимаемся крепко и чуть–чуть неуклюже, мой живот упирается в его.

На башне замка горят огни. Поднялся ветер, впервые за все время, что я здесь. Феррара казалась мне городом, где не бывает ветра, где все неподвижно.

— Я тебе позвоню.

Лео целует меня в губы, гладит по лицу. Садится в машину рядом с водителем, но тут же опускает окно и зовет меня. Он явно что–то забыл, шарит по карманам. Достает связку ключей и протягивает мне.

— Ключи от дома Альмы. Надеюсь, что смогу вернуться завтра, мы сходим туда вместе.

Машина отъезжает, я продолжаю стоять на тротуаре. Рассматриваю связку: три потертых ключа на цепочке и старая серебряная монетка. Ключи Альмы. Крепко сжимаю их в кулаке и опускаю в карман.

Половина десятого, мне совсем не хочется возвращаться в номер гостиницы. Чувствую тянущую боль в нижней части спины, впервые за мою беременность, наверное, надо прилечь отдохнуть, но я не хочу. Не сейчас, по крайней мере.

Очень странный вечер, не только потому, что поднялся ветер, а потому, что все пошло не так, как я предполагала. Я снова одна, лицом к лицу с загадкой исчезновения Майо и тайнами Феррары, но сейчас мне кажется, что ответ где–то рядом. Ведь Лео прав, и я знала это с самого начала: Майо жив.

Прогуляюсь наугад по центру.

На пьяцца Савонарола та же шумная компания — пьют пиво, громко болтают. Я бы тоже выпила, будь я с друзьями. Как же я забыла, у меня есть номер Изабеллы, дочери Микелы! Интересно, что ей известно о Майо?

Разве мамы рассказывают взрослым детям о своей первой любви? Альма никогда мне не рассказывала, но Микела совсем другая. Расскажу ли я тебе, Ада, о моем мексиканском парне?

Впервые я поцеловалась с парнем много старше меня, когда мы жили в Америке. Родителям я не врала, просто ничего не рассказывала. Я скрытная, все держала в себе.

Хусто был студентом, изучал историю. Мы ходили к морю смотреть приливы и целовались на пирсе, открытом ледяному ветру. Альма ничего не замечала — она видит лишь то, что хочет видеть.

Сомневаюсь, что Микела рассказала мне все. Чем больше я об этом думаю, тем больше нахожу странным, что она ни разу не спросила меня про Альму: если они были подругами, почему она не проявляет никакого интереса? Всего лишь раз задала дежурный вопрос: «Как Альма?» Кажется странным, что она так открыта со мной, но совершенно безразлична к Альме, будто наша внезапная дружба зачеркивает их прежние отношения. Когда она сказала, что я правильно сделала, что приехала и что старые узлы нужно распутывать, мне показалось, она хочет сообщить мне что–то важное. Или скрывает что–то важное. Что–то фальшивое было в самой фразе, не в Микеле. Не в той Микеле, прямой и искренней, которую я знала.

Кстати, именно Микела в нашу первую встречу рассказала историю о предполагаемой измене моей бабушки — не иначе как хотела отвлечь меня от Майо.

С такими мыслями я дошла до собора. На площади много молодежи, но у грифона никого нет. Я прислоняюсь к нему спиной и достаю из сумки телефон, чтобы позвонить Изабелле.

— Тебе пить можно?

Изабелла ведет меня к квадратному столику рядом с книжным шкафом.

Все меня спрашивают, могу ли я пить.

— Бокал вина или пива за едой.

— Тогда закажем что–нибудь поесть.

Она поджидала меня у стойки бара, в красном пальто, идеально совпадающем по цвету с лаком на ногтях. Должно быть, она заметная особа в Ферраре, актриса Изабелла.

— Но я уже поела. Почти. Половину макаронной запеканки. И выпила полбокала вина.

— Значит, закажем вторую половину и еще полбокала. Тебе ведь надо есть за двоих?

— Я так и делаю. Ну, хорошо. Ты тоже поешь?

— Да, что–нибудь съем. Если бы ты не позвонила, я б не ужинала. Иво, принеси нам запеканку на двоих и четвертинку вина. У тебя есть нефильтрованное просекко?

Изабелла не говорит — она поет заказ. Трактир, в котором она назначила мне встречу, — огромный погреб с низким сводчатым потолком, уставленный бутылками, книжными шкафами, диванами, — находится недалеко от дома, где жили Альма и Майо. По дороге сюда я прошла мимо их дома. Из окна Лии Кантони проникал свет, но не слышалось ни звука: ни музыки, ни даже вечного «Нельзя!». Мысленно я послала им с Миной привет и побежала дальше. Начинался дождь: ветер принес непогоду, и велосипедисты спешили домой, шурша дождевиками.

Под пальто на Изабелле простой черный свитер и облегающие леггинсы, как у меня, только они заправлены у нее в черные сапоги на высоком тонком каблуке. Вся ее фигура — удлиненная, бледная, такой незаурядный образ запоминается надолго.

— Ты живешь рядом? — спрашиваю я.

— Да, здесь наверху. С Рикки, моим парнем. Но сейчас его нет.

Тот самый Рикки, с фальшивыми деньгами. Конечно, его нет, потому что он в тюрьме, но если она сама об этом не расскажет, я ни за что не признаюсь, что в курсе. Нужно быть осторожной, главное — все выведать у нее про Микелу и Майо. Что бы сделала на моем месте Эмма Альберичи?

— Давно ты ушла от родителей?

— Шесть лет назад. Я изучала театральное искусство в Риме. Вернулась сюда из–за Рикки, он учится на юридическом.

Надеюсь, Изабелла не заметила моего удивления. Вот уж не ожидала, что Рикки — студент. Юридического факультета к тому же. Но она заметила, правда, истолковала это по–своему.

— Он всего на год младше меня. Мы познакомились в поезде, когда он ехал в Феррару поступать в университет. Это было три года назад. В Риме он ничего не добился, а здесь, говорят, хороший юридический факультет.