Павел скакал не долго. Лишь до излучины реки, где был крутой обрыв над рекою.

Резко остановившись на зеленом склоне над водой, он проворно вытащил из ментика драгоценность, завернутую в шелковый платок. Стремительным движением, сбросив платок на землю, он оставил в своей руке лишь ее брошь. В следующий миг он замахнулся, намереваясь выкинуть камень в реку. И тем самым не только отомстить ей, но и одним действом выжечь все воспоминания о Лизе из своего сердца. Но, его рука сначала замерла, как бы ни решаясь, кинуть брошь. А потом медленно опустилась. Он раскрыл перед собою ладонь. Его взор, бешенный темный и ужасный долго смотрел на этот переливающийся камень, который всего две недели назад спас ему жизнь.

Именно в этот момент, Корнилов осознал, что не может выкинуть эту вещь. Ибо она принадлежала Лизе. Несмотря на всю ее ложь, коварство и обман, он все еще безумно любил ее. И его чувства к ней были искренними. Словно в гипнотическом сне он смотрел на камень и в его памяти по порядку стали всплывать картины из прошлого. Вот он спасает ее от французов. Вот она в его палатке, беспомощная и прекрасная. Вот она у него на руках, когда он несет ее к реке. Вот она, склонилась над ним раненым и ее глаза в слезах. Вот, наконец, она стоит у палатки и говорит это жуткое слово «Да», подтверждая его дикие страхи о том, что у нее есть муж. Скупая мужская слеза, невольно скатилась по его щеке. Павел, словно безумный, приблизил брошь к своим губам и словно в каком-то колдовском гипнозе очень нежно поцеловал камень, думая лишь о том, что некогда ее пальчики держали эту драгоценность и представляя в своем больном от любви воображении, что как будто он целует Лизу, а не холодный переливающийся камень…

Российская империя, окрестности г. Полоцка,

1812 год, Сентябрь

Прохладный темный вечер уже накрыл полевой лагерь и окружающий его лес, когда Павел вернулся из штаба Витгенштейна. Их полк, в настоящее время, находился на постое рядом с Рижским драгунским и двадцать шестым егерским полками.

Вот уже второй месяц они топтались на одном месте под Полоцком. Вяло текущие боевые действия между французами и русскими стали привычными. Ни один из противников не хотел накала обстановки и возобновления более жестокого противостояния.

Спешившись у полевой кухни и заметив своего нового денщика Егорку, Корнилов окликнул его и, отдав поводья своего жеребца парню, велел ему отвезти коня к их палатке. Когда Егорка ушел, молодой человек взял деревянную миску с кашей и направился к общему костру. Здесь было гораздо теплее, чем в походных жилищах, но Павел подошел к костру только оттого, что ему вообще не хотелось идти в свою пустую палатку. Никонов был в недельном увольнении до следующей среды и Павел, изнывая от безделья, в отсутствии атак и маневров не знал чем себя занять. Он часами объезжал округу, с несколькими своими людьми, изучая силы противника и докладывал обо всем новом штабному начальству.

У костра, солдаты и часть офицеров, сидя на поленьях, травили забавные истории. Корнилов, уже доев свой паек, хмуро стоял чуть в стороне, облокотившись плечом о столбы-загородки для лошадей. Желая убить время, он в пол уха слушал сальные порой скабрезные шутки одного из солдат, который знал множество историй. Павел заметил, что среди офицеров стоят несколько лазаретных сестер. Одною из них, была Ксения, второю — старая дева Анна. За неимением в лагере женщин, эти две девицы пользовались повышенным спросом и поклонением у большей части солдат и офицеров. В какой-то момент, Корнилов увидел, что взор Ксении направлен на него. Она очень долго не отрывала от него своих призывных темных глаз и Корнилов недовольно поморщился от неприятного чувства омерзения при взгляде на эту женщину. Шутки солдат не развлекали его, а страстные взоры Ксении лишь раздражали его.

Решив, что здесь более нечего делать, Павел направился в свою палатку, что находилась в конце лагеря. Войдя внутрь, Корнилов, не обращая внимания на Егорку, который суетился в углу, быстро стянул с пояса портупею и положил ее на скамью. Прямо в одежде, Павел упал на свою койку и уставился пустым взором на тканевый темный потолок. Парнишка зажег свечу и, отпросившись у Павла, ретировался из палатки.

Корнилов долго лежал, не шевелясь, и в его голову лезли мрачные беспокойные думы. Он думал о девушке с глазами цвета мяты. Вот уже более месяца, он не видел ее. В тот день, когда ее брат увез ее из лагеря, Корнилов вернулся поздно. От Аристарха Ивановича он узнал, что Лиза уехала. Это новость хоть и была для Корнилова ожидаемой и желанной в тот миг, когда он был дико зол на девушку, все же вызвала в его душе горький привкус. Он вдруг осознал, что более не увидит Лизу и, вероятно, уже никогда не сможет прикоснуться к ней и назвать своею. В тот день, он решил навсегда забыть ее в своем сердце. Но, это было не так просто сделать. Ее образ, ее запах, ее глаза уже врезались в его душу довольно глубоко и сильно, чтобы в один миг зачеркнуть все то, что было между ними. Да, Корнилов всеми силами старался забыть ее и ему даже удавалось это на краткие моменты. Но, по вечерам и ночам, когда тоска овладевала его существом, он ощущал, что до сих пор любит эту коварную изменницу, и еще должно пройти много времени, чтобы его боль от ее измены и ее коварства в его сердце утихла.

Вот и сейчас ее образ предстал перед его глазами. Он тяжко вздохнул, думая о том, что, в настоящее время, Лиза уже, наверное, в столице в тепле и уюте, в объятьях своего мужа.

— Могу я войти? — раздался в тишине палатки низкий женский голос.

Корнилов нахмурился и, медленно сев на койке, непонимающим взором уставился на Ксению, которая уже вошла. Женщина как-то медленно, словно кошка начала подкрадываться к нему.

— Чего вам? — невежливо спросил Корнилов, непонимающе смотря на нее.

— Я пришла узнать, как у вас дела, Павел Александрович? — обволакивающим голосом произнесла Ксения.

— Сносно, — бросил он и подумал, что по этикету должен встать, раз женщина стояла. Но, затем подумал, что он не звал сюда Ксению. И если будет, нынче, не учтив с нею, то она побыстрее уберется и оставит его одного.

— Вы опять не в духе? — заметила Ксения. — В последние недели вы просто сам не свой. Стали таким нелюдимом. Даже словом не обмолвитесь со мной, — женщина была уже в шаге от него.

— Какое вам дело до меня? — через силу произнес Корнилов и отвернул от нее лицо. Думая о том, что вовсе не имеет желания не то что говорить с этой женщиной, но и просто видеть ее в своей палатке. Он сжал ладонями свои виски, словно у него болела голова и громко мучительно вздохнул.

— Неужели вы переживаете из-за этой девицы? — вдруг произнесла Ксения, уже приблизившись к нему вплотную. Корнилов вмиг встрепенулся и поднял на нее взор. И Ксения увидела, всего лишь на миг, как его взор загорелся, и в следующий момент Павел опустил глаза.

— Вы о ком? — глухо спросил он.

— О Николаевой, — произнесла Ксения, с какой-то гадкой интонацией. — Ах да, на самом деле она же Арсеньева, вообще позабыла. И как это было гадко с ее стороны скрывать ото всех, что у нее есть муж. И зачем она это делала? Наверное, думала, что все растают от ее прелестей и будут бегать за ней. И бедный ее муж, наверняка, не знал, что она поехала искать приключений в регулярные войска.