Василия Гвиненко привели часа через полтора или два. Все это время Олег слушал байки зоновской жизни от разомлевшего полковника. Слушал через зевоту и неохоту, через раздражение и нетерпение. Когда конвойные ввели заключенного, он чуть не расплакался от облегчения – зевать устал.

Гвиненко был рослым угрюмым мужиком с морщинистым серым, под цвет его барака, лицом, тяжелыми кулаками, широкими костлявыми плечами и лобастой головой с пробивающимися на темени курчавыми волосами.

– Заключенный номер… – зачитал он скороговоркой положенные слова. – Явился…

– Молодец, что явился, Вася, – елейно прервал его полковник. – Спасибо, что явился! Паскуда такая… Ладно, потом обсудим твое – явился! Ты вот с товарищем поговори. Издалека приехал товарищ. Дело у него к тебе.

Гвиненко промолчал, но смерил Олега стремительным хищным взглядом.

– Товарищ будет задавать тебе вопросы про подельничка твоего. А ты уж соизволь ответить, Вася. Если не расскажешь, что товарищу интересно, – пеняй на себя.

– А чего, я готов. – Гвиненко заметно расслабился, услыхав, что речь пойдет не о нем лично, а о подельнике. – Который интересует-то? У меня их что блох на собаке.

– Быков… Быков Алексей, – встрял Олег, слушать угрозы полковника в адрес заключенного было противно. – Что вы о нем можете сказать?

– Бык, что ли?! – Гвиненко взглянул на полковника, дернул вопросительно подбородком, тот подтвердил кивком. И Вася расслабился. – Бык – мужик авторитетный. Только завязал он.

– Вы с ним поддерживали контакт?

– А это чего это?! – Высокий лоб Гвиненко пошел толстыми волнами.

– Созванивались, переписывались?

– А, это! Нет, что вы, начальник. Мы давно с ним не в контакте. Очень давно. С того самого памятного дела, когда нам всем троим чуть расстрел не дали.

– За грабеж? – подсказал полковник, одобрительно дирижируя заключенному толстыми ладошками.

– Да, за него. Два трупа мы там оставили, а народ оказался очень влиятельный. Вот и влипли… Но, знаешь, начальник, по ходу сдали нас, – вдруг странно оживился Гвиненко. – Все было продумано так, что хрен бы нас взяли. А тут вдруг менты, облава. И в тот самый момент, когда мы барахло уже скинули. Это не подстава?!

– Много было барахла? – не по-доброму оживился полковник, нервно поводя подбородком.

– О-оо! Еще бы!!! Дом был богатым. Как пещера Али-Бабы! – Гвиненко громко сглотнул слюну, глаза его заволокло от воспоминаний. – Нас на тот дом навели. Нас же, падлы, и сдали.

– Что было в доме? – зачем-то спросил Олег, мучаясь от странного неуютного чувства, будто он вот-вот «угадает ключевое слово».

– В доме-то? – Гвиненко с тоской оглядел себя в робе и кирзовых ботинках. – Все там было! И бабло, и цацки, и посуда, и слитки.

– Слитки?! Какие слитки??? – ощерился Василий Сергеевич. – Золото, что ли?!

Гвиненко кивнул.

– И много?!

Заключенный снова кивнул.

– А посуда какая? – спросил Олег, вспомнив про старинный фарфор в Катином буфете.

– Кубки там, тарелки блестящие, подносы. То ли серебро позолоченное, то ли золото. Хрен его знает, начальник. Оценить не пришлось! Но добра уволокли столько, что нам его на три жизни бы хватило! А остались с носом!

– И куда же оно подевалось-то?! Ну, сдали вас, ну, добро увели, потом-то, после отсидки, спросить, что ли, с козла этого не могли? – разнервничался полковник.

– А не с кого было спрашивать. Помер козел-то, – недобро ухмыльнулся Гвиненко и тут же поправился: – Вернее, козлиха!

– То есть?! – в один голос воскликнули Олег с полковником.

– Быка баба нами руководила тогда, если честно, – нехотя признался Василий и вдруг попросил: – Начальник, чайку бы…

Полковник заматерился поначалу, но потом из своей баклаги щедро плеснул заключенному. Рассказ его захватил так, что даже вспотели ладони, даже прыщ на подбородке вылез из-под зеленки и заалел с новой силой.

– Быка баба нас навела на этот дом, – признался после трех глотков Гвиненко. – Мы не сдали ее, когда нас взяли. Молчали… Бык за нее просил. Говорил, что, когда выйдет, сам с ней разберется. Спросит за все… Вы первые, кто об этом услыхал-то. Менты вообще не в курсах будто были… Короче, нас она на этот дом навела. Потом ждала на крытой грузовой машине за забором. Добра-то было… Еле вместилось в кузов: ковры, шубы… Короче, говорю, как пещера Али-Бабы!

– Дальше! – с визгом заорал на него Василий Сергеевич, вдруг достал из ящика стола пыльные сухари и принялся их нервно грызть, только пыль и крошки веером.

– Короче, мы добро к ней загрузили, оставалось дом подпалить, чтобы скрыть следы преступления, как она учила. – Гвиненко замысловато, по-зоновски, выругался. – Пока мы с канистрами вокруг дома шустрили, она свалила, а менты подкатили. Вот так! А должна была нас ждать. Сдала она нас, сука!

– Дальше!!! – еще выше завизжал полковник, слюнявя уже четвертый по счету сухарь.

Багровая физиономия его покрылась крупными каплями пота, воротник кителя стал тесен, и он с яростью рванул пуговицу.

– Мы поклялись друг другу по-пацански, что не сдадим ее, но после срока спросим. Жестоко спросим. Сдавать не стали.

– Пожалели? – прошипел полковник. – Не верю, падла! Почему не сдали?! Добро надеялись вернуть?

– А почему бы и нет? – обиделся Гвиненко. – Сдали бы мы ее, и что проку? А так было чего ради жить, ради чего возвращаться.

– Ну и Бык ее любил, так? Не позволил бы, – вставил Олег.

– Не столько ее, сколько пацана своего.

– Какого пацана??? – Мишин почувствовал, что бледнеет.

– Так родила ему контролерша-то. Пацан у него был, у Быка-то. Только сгинул он, начальник, не надейся найти. Как Верка сдохла, так пацан и сгинул.

– Верка? Это имя контролерши?

– Ну да. Она, – устало мотнул головой Гвиненко и попросил присесть. – Ноги ломит после смены-то.

– А как это – сдохла? – Полковник милостиво швырнул в его сторону табурет ногой. – Отдохни… Болела, что ли?

– Нет, ножом ее. Убили, короче. Чуть больше месяца прошло, как нас взяли, и ее замели. Кто-то стуканул, что она с Быком амуры крутила, и закрыли ее. А потом с ее зоны малява, что Быка бабу на перо кто-то поставил. Он бесновался тогда, помню… И все орал, что, мол, не она нас сдала, а кто-то еще. Кто-то типа пас нас. А кто?!

– Да, кто? – снова в один голос вскинулись Олег с полковником, последний даже про сухари забыл.

– Знал бы – задушил вот этими руками!

Гвиненко положил себе на острые коленки кулаки, сжал с чувством. И Олег сразу поверил, что непременно задушил бы этого человека Гвиненко. И нового срока не побоялся бы, задушил.