Кусто обратил внимание на его нервозность. Поинтересовался, может ли помочь. Чем?

Вспоминая героя рассказа Дика, Молчун задавался вопросом, как его самого угораздило попасть в такой кошмар. Каждый вечер, забываясь на койке, он без всякой надежды обращался к стальной потолочной перегородке с просьбой о том, чтобы проснуться в другом месте, возможно, другим человеком. Дело не в жалости к себе или слабости. Просто он подозревал, что в определенный момент в пространстве-времени произошел сбой, из-за которого Молчуна сюда и занесло. Как будто он был героем одного спектакля, а внезапно оказалось, что все декорации поменяли и он должен играть другого персонажа.

Через неделю после разговора про лекарства Кусто, выпуская его из барокамеры, незаметно сунул в ладонь пузырек, в котором перекатывались среднего размера пилюли. Никакой инструкции к ним не прилагалось, кроме записки оператора с указанием принимать по одной таблетке три раза в день.

Прежде чем впервые принять лекарство, Молчун всерьез задумался о том, не западня ли это. Может, Кусто хочет его отравить? Но сколько ни ломал голову, так и не решил, для чего это могло бы тому понадобиться.

Поначалу особого эффекта от лекарства он не ощутил. Но со временем обратил внимание, что стал меньше уставать. Просыпался теперь Молчун раньше обычного, однако вместо кошмаров ему все чаще снились яркие, цветные сны, в которых появилась еще одна женщина, заметно моложе той первой, печальной. Возможно, она — ключ, и ты, Молчун, вывернул на правильный путь.

* * *

Обычно парные погружения водолазов-каторжан не поощрялись во избежание неприятных инцидентов. Поэтому Молчун понятия не имел, как зовут остальных ребят из бригады, сколько их всего и не очень хорошо их знал. Каково же было его удивление, когда однажды во время обеда, пока он стоял в очереди за своей порцией, какой-то здоровяк в синем комбинезоне водолаза больно хлопнул его по плечу и высказался в том духе, что Молчун же не станет возражать и пропустит вперед своего коллегу.

— Простите, не понял, — опешил Молчун.

Очередь с легким шорохом расступилась, образуя круг отчуждения. Десяток пар глаз внимательно следили за происходящим. Половник в руке раздатчика замер над дымящейся кастрюлей. Единственным, кто демонстративно отвернулся в сторону, оказался Леха, и Молчун с удивительным для самого себя хладнокровием отметил это обстоятельство.

Здоровяк деликатно взялся двумя пальцами за верхнюю пуговицу Молчуна и тихонько потянул на себя.

— Чего ты там мямлишь? — здоровяк приложил сложенную черпаком ладонь к уху.

Не требовалось большого ума, чтобы понять, что Молчуна провоцируют. Разумнее всего было бы уйти от конфликта. Но здесь каторга, рано или поздно всех проверяют на прочность. Настал черед Молчуна. Если сейчас отступить, в глазах этих насупленных, изможденных мужчин он навсегда останется слабаком, мелкой сошкой. Любой из них с большим удовольствием станет шпынять его при любом удобном случае и при полном одобрении остальных заключенных. Нет, отступать уже не резон. К тому же Молчун слишком устал шарахаться от теней.

— Сейчас моя очередь, — четко проговаривая слоги, сказал Молчун в подставленное ухо.

Здоровяк отпустил пуговицу. Молчун на всякий случай покрепче сжал металлический поднос и приготовился к тому, что на него накинутся со всех сторон, однако зеки с любопытством ждали, чем завершится дело.

— Сучёныш, — процедил сквозь зубы здоровяк и недобро улыбнулся.

Краем глаза Молчун заметил, как правый кулак противника молниеносно летит ему в голову. Он чуть присел и выбросил навстречу поднос, зажатый в руке. Раздался приглушенный звон — костяшки здоровяка встретились с металлом. Удар был настолько силен, что Молчуну едва не вывихнуло пальцы. Поднос полетел далеко в сторону. Здоровяк лишь чуть скривился от досады и попер вперед. Оттолкнувшись ногами от пола Молчун исполнил что-то похожее на апперкот, целясь в подбородок, маячивший над собой, но здоровяк легко уклонился, и парень промахнулся. Черт, я раскрылся, успел подумать Молчун, а в следующий миг окружающий мир — столы и скамейки, привинченные к полу; каторжане, подбадривающие драчунов; раздатчик, с разинутым в неслышном крике ртом; равнодушный бритый затылок Лехи — все это рассыпалось, словно карточный домик, а в глазах стремительно потемнело. Молчуну показалось, что в самый центр солнечного сплетения ему воткнули тупое копье. Спустя мгновение левую сторону тела будто обожгло, а щека прилипла к холодному линолеуму. Он силился вдохнуть, но слышал только собственные слабые всхлипы. Его бесцеремонно перевернули на спину. Вдалеке наверху мелькнули размытые огни. Молчун, преодолевая удушье, попробовал отмахнуться от неразличимого в дымке противника, но руки находили лишь пустоту.

Ему отвесили пару несильных оплеух, скорее для того, чтобы привести в чувство. Туман постепенно рассеивался. Молчун разглядел очертания здоровяка, который уселся на него верхом, не давая дышать. Поерзав, он попытался вывернуться, но получил болезненный тычок под ребра. Было понятно, что он полностью во власти этого бугая: тот волен даже убить его.

Зрение более или менее вернулось, и Молчун встретился со взглядом здоровяка, который не сомневался в своей победе. На губах играла гадкая ухмылка. И тут над его плечом появилась свирепая физиономия с надвинутой на глаза кевларовой черной каской. Почуяв неладное, амбал резко обернулся. Как раз вовремя, чтобы получить удар дубинкой наотмашь в челюсть. Яркими кляксами в воздухе мелькнули капли крови. Следом за ними на пол повалился и сам зачинщик драки.

Столовую заполнили охранники, раздавая направо и налево тумаки. Каторжане жались к стенам и всем видом показывали, что не имеют к потасовке ни малейшего отношения. Звякали и щелкали наручники. Поднялся недовольный гул. Скованных заключенных одного за другим выводили в коридор.

Двое охранников взяли под мышки бесчувственное тело здоровяка и потащили прочь. Уже в дверях они столкнулись нос к носу с начальником охраны. Концом дубинки тот приподнял водолаза за подбородок и сокрушенно покачал головой:

— В карцер его.

После этого ротмистр подошел к Молчуну и воззрился на него сверху вниз. Молодой человек все еще не мог восстановить дыхание и подняться. Рот быстро наполнялся кровью, но сплевывать под ноги начальнику охраны точно не следовало.

— Почему я не удивлен, Кривопятов, — Карпов подозвал ближайшего тюремщика. — Его тоже тащите в карцер.

* * *

Время в карцере вытягивается в бесконечную петлю. Сколько уже прошло? Час, два или, может быть, сутки? Разница растворяется в череде одинаковых секунд, сливающихся в минуты, которые тоже неотличимы друг от друга. Сознание протестует, мечтает об освобождении, но истязание тишиной, одиночеством и холодом продолжается. А еще невозможно найти положение, в котором можно хотя бы с минимальным удобством устроиться для сна.

Молчун слышал, что после недели в карцере даже самые буйные заключенные становились паиньками. Если выбирались оттуда живыми. Поэтому, чего уж греха таить, он был здорово напуган. Перспектива загнуться от переохлаждения и истощения его не прельщала. Только здесь выходка в столовой стала казаться ему смертельно опасным ребячеством. Он совершил глупость и теперь расплачивается за нее.