— Выходим, — командует Иракли.

— Не буду! Не буду выходить! Оставьте нас в покое! — повышаю голос, но Надя, к счастью, не просыпается.

— Выходим, Лера. Я же обещал, что никто не заберет у тебя дочку, — шепчет Иракли и выходит из автомобиля, впуская в салон морозный воздух.

Он протягивает мне руку и помогает выбраться на улицу. Я ёжусь от холода и шепчу себе под нос «Отче наш». Сильный ветер взъерошивает мои волосы, а колючие снежинки попадают прямо глаза. Если бы не Иракли, который держит меня под локоть, помогая идти по недавно выпавшему снегу, я бы точно поскользнулась и упала.

Поднимаю глаза только тогда, когда останавливается сам Иракли. Щурюсь, потому что свет от фар соседнего автомобиля слишком яркий и вызывает у меня слёзотечение. Когда замечаю напротив себя знакомую фигуру в чёрном пальто, то чувствую, как сердце пускается вскачь. Напряжение, которое я хранила всю дорогу медленно уходит, но накатывает невероятная усталость. В висках начинают отчётливо стучать молоточки, заглушая немую тишину вокруг.

Передо мной стоит Рустам. Лицо ещё серьезнее, чем раньше — хмурые брови, плотно сжатые челюсти на которых играют желваки. Губы сложены в тонкую линию, а взгляд чёрных глаз устремлен прямо на нас.

Я вырываюсь из рук Иракли и делаю шаг навстречу. Ещё и ещё. Хочу убедиться, что это точно не мираж. Прикрываю спящую на руках малышку от ветра и иду к нему, пока между нами не остается несколько сантиметров свободного пространства. Знаю, что он осуждает меня сейчас. Да я и сама себя ненавижу…

— Это правда ты, — произношу чуть слышно, судорожно вдыхая запах его парфюма.

— Это я. Поехали домой, Лера, — произносит Рустам уставшим голосом и протягивает мне свою ладонь.

В салоне автомобиля повисает гнетущая тишина. Рустам напряженно смотрит в окно, отвернув голову, а мне, по правде говоря, становится страшно заговаривать с ним первой. Особенно после мыслей о том, сколько денег пришлось отвалить Тахирову, чтобы забрать нас с Надей из лап Иракли и как долго мне придется ему возвращать их.

Малышка мирно спит в автолюльке, разделяя нас с Тахировым. А я глажу её пухлую щёчку и смотрю на мелькающие перед глазами деревья. Шок от происходящего постепенно проходит и я незаметно усмехаюсь. Господи, я ведь почти поверила в то, что Иракли везет нас на погибель. Что он устал с нами возиться, у него иссякло время и терпение и он вот-вот передаст нас с дочерью в руки своих странных дружков. Наверное, появление Рустама в этот момент было для нас настоящим спасением.

Я поворачиваю голову в его сторону и всматриваюсь в строгие черты лица без тени улыбки. Тахиров о чем-то сосредоточенно думает, а я незаметно для него любуюсь им… Смотрю на сильные руки с крупными венами и вдыхаю запах парфюма, ставшего для меня привычным. Он забрал нас. Спас. Ценник наверняка был просто громадным, как минимум заоблачным. Поэтому возникает логичный вопрос — зачем это всё ему?

Когда мы подъезжаем к особняку в нём темным-темно. Рустам ловко отстегивает автолюльку вместе со спящей Надюшей и направляется в дом, а я следом за ними. Когда мы оказываемся в нашей комнате, то я отмечаю про себя, что здесь совсем ничего не изменилось с тех пор, пока мы отсутствовали. Словно и не было тех жутких дней вне стен особняка, не было страха и сковывающей меня паники. Здесь всё так же уютно, тепло и комфортно. Так как мы привыкли.

Мне удается раздеть дочку и осторожно, не разбудив её, переложить в детскую кроватку. Рустам в это время не спешит уходить. Он стоит, опираясь спиной о стену, сложив руки на груди, и всё это время пристально за мной наблюдает. От взгляда чёрных глаз меня бросает то в жар, то в холод.

— Даже не знаю, что тебе сказать… — произношу, когда поворачиваюсь к нему лицом. — Мне сложно сейчас говорить.

— Если сложно, значит пока не будем, — кивает Тахиров.

Я удивляюсь его выдержке и пониманию. Особенно после всего того, что произошло. Он мог бы как минимум наорать на меня за глупость, унизить или растоптать, но он этого почему-то не делает…

В комнате вдруг становится нечем дышать — слишком душно, до тошноты, словно кто-то перекрыл кислород и мешает нормально вдохнуть. К тому же моя одежда вся пропитана запахом той квартиры, где нас удерживали против воли. Запахом, о котором я предпочла бы как можно скорее забыть.

Недолго думая я стаскиваю с себя свитер, оставшись в одной белой майке на тонких бретелях. Раздраженно бросаю одежду в кресло, будто от неё исходит прямая угроза и покрываюсь мелкими мурашками, когда замечаю ещё не погасший огонёк желания в глазах Рустама.

— Отдыхай, Лера. Поговорим чуть позже, — Тахиров разворачивается и направляется к выходу, и я едва успеваю сказать ему в спину то, что хотела сказать изначально, ещё в автомобиле.

— Прости меня, — говорю шепотом, когда Рустам открывает дверь.

Он поворачивается ко мне лицом и, к счастью, я не замечаю в его глазах ни капли осуждения.

— Прости за то, что из-за меня у тебя прибавилось проблем, — неловко пожимаю плечами и вздыхаю.

Тахиров едва заметно кивает и молча выходит, закрывая за собой дверь и оставляя меня одну. Не знаю годится ли его ответ за прощение, но я предпочитаю не думать об этом сейчас.

После ароматной пенной ванны, едва моя голова касается подушки, я тут же проваливаюсь в сон. Глубокий и длинный. Периодами жуткий и пугающий, поэтому я долго не могу прийти в себя и проснуться, несмотря на то, что очень сильно этого хочу. Сквозь сновидения слышу плач Надюшки — он и помогает мне вынырнуть из собственных кошмаров.

Я открываю глаза и часто дышу, выравнивая сбитое дыхание. Выдыхаю, когда понимаю, что нахожусь в особняке Тахирова, где нас с дочерью уж точно не обидят. Сердце колотится словно птичка в клетке, потому что мне снился Тимур. На этот раз я точно уверена в том, что это был он. И он делал мне больно — мучил меня и насмехался, указывая на меня пальцем.

Я стаскиваю с себя мокрую майку и, оставшись в тканевом лифчике, встаю из постели и подхожу к дочери.

***

— Доброе утро, девочки, — как ни в чем не бывало произносит Ирина, переворачивая на сковороде оладьи.

В области желудка непривычно урчит. Кажется, за то время, что я прожила в заточении я разучилась испытывать голод. Но нет, Ирина и её кулинарный талант возродили во мне это чувство.

— Доброе утро, Ира, — отвечаю ей с улыбкой.

Я пристегиваю Надюшку в электрокачелях поблизости с собой и забираюсь на высокий барный стул, снимая пробу с первых приготовленных блинчиков.

— Объедение, — произношу совершенно искреннее.

— Рада, что ты вернулась, Лера, — отвечает Ирина. — По правде говоря мне было безумно одиноко здесь без тебя и Надюшки. Рустам Ильдарович сутками пропадал на работе, поэтому готовить было некому. Да и ты в этой больнице исхудала совсем!