От воспоминаний об этих убийствах и их жестокости Лусии стало не по себе. Хотя убийств она насмотрелась достаточно. Видно, дело было не в самом убийстве, а в горькой картине оскверненного счастья…

– Думаешь, это сделал тот, кто не смог добиться в жизни личного счастья? – спросил Саломон, пристально глядя на нее. – Но под это описание подходит изрядная часть всего человечества, не находишь?

Ей стоило немалых усилий не покраснеть.

– В дневнике Мигель Ферран говорит о детстве, об отце, – небрежно бросила она.

– Ну да… Одинокий, несчастный ребенок, с которым плохо обращался отец, который обожествлял мать… может, и так… классика жанра…

– Но при чем тут букет цветов и теннисная ракетка?

Лусия взглянула на лейтенанта Беатрис Манрике, но та только пожала плечами. Потом ответила:

– Мы исследовали все варианты. Ни в одной из пар никто в теннис не играл. Тогда мы подумали, что в их окружении был теннисист, может, любовник или любовница, но эта версия ничего не дала. Что же до букета и сандалий, то они тоже так и остались загадкой…

– От этого места у меня мороз по коже, – сказал им Саломон.

– Это точно, – согласилась Лусия. – Пошли!

* * *

Они остановились напротив кафедрального собора в Верхнем городе.

– Вы не знаете здесь какое-нибудь местечко, где можно поужинать? – спросил Саломон у лейтенанта Манрике.

– Идите за мной, – сказала она, переходя площадь, окруженную террасами, и направляясь к улице, мощенной плитами и сбегавшей вниз. Метрах в двухстах от перекрестка указала им на дверь в заведение под названием «Дворец герцога».

– Вы уже успели оценить достоинства местной кухни? – спросила она.

– Жареного молочного поросенка? – отозвался Саломон. – Конечно. Сеговия не так далеко от Саламанки, а я исповедую грех чревоугодия.

– А я вот не уверена, что так сильно проголодалась, чтобы…

– Тсс! – оборвал ее криминолог. – Ни слова больше! «Кухня есть самое древнее из искусств, ибо Адам появился на свет натощак». Это сказал Брилла-Саварен[28], француз, описавший основы кулинарного искусства.

– Я вас покидаю, – объявила Беатрис Манрике. – У меня дела. Хорошего вечера.

* * *

Сумрачное заведение с низким потолком было похоже на пещеру. Повсюду громоздились старинная посуда, кулинарные книги и кухонная утварь, висели связки лука, кукурузные початки, виднелись почерневшие от сажи трубы и керосиновые лампы. Как только они вошли в зал, шум разговоров и уютное тепло окутали Лусию, словно душегрейкой. Им принесли целого молочного поросенка – с головой, мордочкой, ушками и ножками. Когда же хозяйка заведения разрезала ему пополам золотистую шкурку на спине и, следуя традиции, разложила на тарелки нежное розовое мясо, Лусия вдруг побледнела: она вспомнила фото из рапорта о вскрытии.

– Ой нет, вряд ли я смогу…

– Да ну? – удивленно спросил Саломон, уже пожиравший глазами свой будущий ужин.

Через несколько минут, едва прикоснувшись к своей тарелке, она заговорила:

– Я обдумала все, о чем ты говорил сегодня утром. Знаешь, я действительно не случайно оказалась там.

Чутко уловив смену тона, он поднял голову и перестал уписывать свою порцию поросенка.

– Но ведь и ты здесь не случайно, – продолжила она. Если тот, кто убил моего напарника, заставил Габриэля Шварца произнести «Лусия» и тот, кто совершил все эти двойные убийства, – одно и то же лицо, то убийство Серхио как раз в момент, когда ДИМАС установил связь между всеми преступлениями, просто не может быть случайностью…

Саломон нахмурил брови.

– Ты хочешь сказать, что он был в курсе моих исследований и существования ДИМАСа?

– Я хочу сказать, что ему надо было впутать в это дело нас обоих, Саломон. Убив моего напарника и устроив финт с клеем, он нас объединил. Ты прав: это он правит балом и он выбирает танцоров.

– Но зачем ему вовлекать нас? – сказал профессор, пристально глядя на нее, и Лусия заметила, что он встревожен. – Точнее, почему он выбрал именно нас? Ты думаешь, что он скрывается где-то в нашем общем прошлом?

Она точно так же пристально взглянула на него, но ничего не ответила.

Вечер воскресенья

Когда они вышли из ресторана, было уже темно. Температура воздуха быстро падала. Все магазины закрылись. Небо очистилось, и на нем зажглись звезды.

В отель они возвращались не спеша.

– А насчет мальчика у тебя есть какая-нибудь гипотеза? – спросила Лусия.

– Ты говоришь о двойном убийстве возле туннеля? По-моему, мальчик не входил в первоначальный план. Может быть, он спал на заднем сиденье, и с шоссе его не было видно. От выстрелов он проснулся, чем немало удивил убийцу. Тот его либо сразу убил, либо похитил и избавился от него позже. В любом случае его ликвидировали и он уже давно мертв. Оставить свидетеля в живых убийца – или убийцы – не могли.

Лусия вздрогнула. Исчезнувший мальчик во всей этой мрачной истории был основным сгустком мрака.

Они вошли в отель и попросили ключи от номеров. Девушка, стоявшая за стойкой администратора, жестом попросила их подойти.

– Для вас оставили конверт, – сказала она Лусии.

– Для меня?

Поскольку вопрос был риторический и ответа не требовал, девушка положила на стойку крафтовый конверт. Лусия его внимательно осмотрела. Ее имя было написано крупными буквами шариковой ручкой с синими чернилами. Марки на конверте не было.

– Кто-нибудь еще его трогал?

Девушка подняла глаза и, прищурившись, смерила Лусию взглядом.

– В каком смысле?

– Кто, кроме вас, прикасался к конверту?

– Никто.

Лусия достала из кармана перчатки, натянула их и открыла конверт. Внутри лежал сложенный пополам листок. Она достала его и развернула. Письмо было напечатано на компьютере, явно с помощью текстового редактора: