Взяв меня с собой, Луи нарушил определенные правила. Но, в конце концов, кто тут ставит условия? Те, кто обвинял меня в опошлении короны, и представить себе не могли, до какой степени распущенности может дойти Луи, если дать ему волю.

Вкусы Луи вызвали у меня приступ дурноты, но я смогла скрыть свои чувства. Мое дело – поддерживать его, а не осуждать. Я указала на девочку лет четырнадцати с точеной, полностью оформившейся фигуркой и красивыми миндалевидными глазами. Я наклонилась к Луи и прошептала, что мне бы понравилось наблюдать за их играми. Луи приказала мадам де Бургунди подготовить мадемуазель де Ротьер и привести ее в его комнату.

В покоях короля стояли огромная кровать, кресло и софа, на которую Луи предложил прилечь мне, а сам сел в кресло. Внутри меня бушевали эмоции, но я растянулась на подушках с видом полнейшего спокойствия. Мадемуазель де Ротьер вошла и склонилась в реверансе. Теперь она казалась еще более безучастной и отрешенной, чем раньше. На меня она не посмотрела. Я не знала, понимает ли она, что в комнате есть кто-то еще. Девочка опустилась на колени перед королем. Луи позвал ее к себе на колени. Де Ротьер напоминала тряпичную куклу. Она не издала ни звука, когда он задрал ее платьице, открыв гладкие стройные ножки, снял трусики и запустил руку между бедер. Ее вульва с тоненькими губками была покрыта нежнейшим пушком. Девочка заерзала. Чтобы показать его величеству, что меня это тоже возбуждает, я посмотрела на него с вожделением и начала ласкать свое сокровище. Словно по внезапной прихоти, Луи перекинул мадемуазель де Ротьер через колено и легонько шлепнул по голой попке.

Девочка заплакала. Он поднял ее и довольно грубо бросил на кровать. Та перестала плакать, расслабилась и покорно вытянулась перед ним с безграничной услужливостью, как учили. Луи стянул брюки и, желая вознаградить себя ощущением абсолютной власти над этим существом, взгромоздился ей на грудь. Я испугалась, что он раздавит хрупкое создание свой жирной волосатой задницей, но девочка, казалось, ничего не чувствовала. Он приподнял ей голову, подложил подушку для опоры и поднес к губам девочки свой эрегированный пенис. Она приняла его. Ее безжизненность возбуждала его не меньше, чем все мои старания доставить ему удовольствие.

Я прикусила язык, чтобы меня не стошнило.

В декабре 1770 года графу Жану удалось завладеть письмом, написанным рукой Шуаселя, которое доказывало, что премьер-министр вел тайные переговоры с испанским правительством и мобилизовал армию без разрешения короля. Это было убийственное доказательство. Мы с Шон показали письмо королю.

Увидев его, Луи пришел в ярость. Он тотчас подписал составленный Шон указ о немедленном изгнании Шуаселя из страны.

С моей помощью Луи составил письмо королю Испании, в котором от имени Франции отрекался от позиции Шуаселя. Чтобы подчеркнуть исключительно мирную позицию Франции, я предложила использовать в качестве посланника месье Леонарда, моего парикмахера. Этот ход показался Луи довольно интересным. В такой стране, как Франция, король больше доверяет парикмахеру своей фаворитки, нежели премьер-министру.

Можно было ожидать, что люди, изнуренные войной, поддержат своего короля, но в обществе поднялась волна протеста против короля. Появилось множество новых памфлетов, порочащих меня, в которых утверждалось, что это я виновата в разрушении Франции. Я не считала обвинения заслуженными, но гордилась собой за то, что смогла спровоцировать столь резкую критику: «Ветреная сумасбродная авантюристка бросила к своим ногам всю нацию».

Многие министры, симпатизирующие Шуаселю, тоже подали в отставку. Теперь передо мной стояла задача помочь Луи сформировать новое правительство, при котором монархия восстановит свою былую мощь и славу. Его величество был без ума от меня и готов выполнить любое мое желание. Я подумывала по примеру мадам де Помпадур возвести себя в ранг фактического премьер-министра, но меня вполне устраивало звание самой красивой женщины при самом куртуазном дворе в мире. Власти над королевским малышом было предостаточно. Помимо всего прочего, из многолетнего опыта общения с мужчинами я вынесла, что, когда они решают вопросы о деньгах и власти, с ними легче согласиться, поддержать, а потом в приватной обстановке заставить их отдать мою долю. Свои политические интересы я ограничила обеспечением постов в новом правительстве тем, кто помогал мне. Я не занималась непосредственным отбором и назначением министров, но пользовалась правом вето, которое было абсолютным, и своим влиянием, которое было значительным, чтобы протолкнуть на освободившиеся посты тех, кого считала нужным. Разумеется, новым премьер-министром должен был стать герцог Эммануэль.

Канцлер Рене останется канцлером. Герцог де ла Вогийон претендовал на должность министра иностранных дел или военного министра, но герцог Эммануэль и канцлер Рене были против этого назначения, так как не желали работать с интриганами-иезуитами. Когда я сказала Вогийону, что не смогу ему помочь, он ужасно обиделся, разозлился и прямиком от меня отправился плакаться на плече Негодницы Мари.

В марте 1771 года герцог Эммануэль занял пост премьер-министра. В мае Луи подписал проект канцлера Рене по снижению полномочий парламента.

Мои враги были повержены. Я могла расслабиться и наслаждаться радостями жизни, которые давало мне мое положение.

В июне, когда установилась теплая погода, мой замок в Лувисьене стал удивительно заманчивым местом. Зацвели розы.

Лето прошло без приключений. Оставив на время свой беспутный образ жизни, я занялась полезной деятельностью. Я молила короля о милосердии ко всем его подданным и добилась отмены смертной казни за малозначительные преступления. Я приложила все усилия, чтобы добиться помилования тех, кого считала невиновными, а также добрых по натуре людей, которые оступились единожды.

Из разговоров с мадам де Мирапуа я узнала, что когда-то у короля был такой же Сен Бенуа. Еще во времена де Помпадур Луи завел интрижку с молодой девушкой, которую переодел в слугу. Они встречались под самым носом у Помпадур. Узнав об их отношениях, она использовала свои королевские полномочия, чтобы упрятать эту девушку в одиночную камеру на острове Святой Маргариты.

Я тотчас написала герцогу де ла Врильеру, чтобы выяснить, сидит ли бедняжка в тюрьме до сих пор. Он ответил, что так оно и есть. Я приказала ему освободить ее немедленно и отправить ко мне.

Через несколько дней во дворце появилась бледная, изнуренная женщина, изборожденная морщинами. После восемнадцати лет, проведенных в тюрьме, от ее былой красоты не осталось и следа. Невероятно, до чего несправедливо с ней обошлись. Я была вне себя от ярости и пообещала, что лично прослежу, чтобы она получила компенсацию за свои страдания.

Я пошла к королю и рассказала ему об этой женщине. Он сразу все вспомнил.

– Как ты мог позволить, чтобы ее упрятали за решетку? – спросила я.

Король сказал, что тогда ему приходилось считаться с мадам де Помпадур, которая, пользуясь всеми привилегиями королевской фаворитки, отомстила сопернице.

– Но почему ты не выпустил ее на свободу после смерти де Помпадур? – хотела понять я.