– Может быть, тебе лучше сесть? – вежливо предложила Кэри. – Похоже, ты с трудом держишься на ногах.

– Я приложу все усилия, чтобы никогда и нигде больше не сидеть в твоем присутствии, – ледяным тоном заявил Джим. – Разве что в зале суда.

– Ты мне угрожаешь?

– Неужели ты искренне полагаешь, что можешь обесчестить мою подругу и я допущу, чтобы это сошло тебе с рук?

Широко распахнув голубые глаза в притворном непонимании, Кэри – воплощенная невинность – сокрушенно покачала головой:

– Джим, Джим, о какой подруге ты говоришь? – Она коснулась обложки журнала. – Неужели ты обиделся на это несчастное интервью с Сайлесом Гилбертом? Я тут совершенно ни при чем. – Она перевела дыхание. – И какую, интересно, из твоих подруг я обесчестила? Мне не терпится узнать. Может быть, ты назовешь имя?

Джим смерил ее взглядом, полным жгучего отвращения:

– Кэри, как тебе спится по ночам?

– Спасибо, хорошо, – был ответ. – Конечно, когда твой брат дает мне уснуть. – Она безмятежно улыбнулась. – Кстати, как поживают Оливия и Энни? Знаешь, мне так не хватает твоих рассказов об их похождениях.

– И поэтому ты решила сама их сочинять? – сказал Джим.

– Нет, – снисходительно произнесла Кэри. – Признайся, правда гораздо занятнее любой выдумки.

– Значит, ты сознаешься, что имела в виду Энни, – заключил Джим.

– Упаси бог. Может быть, ее имел в виду Сайлес Гилберт? – Кэри помолчала. – А что, ты бы предпочел, чтобы в следующем интервью мистер Гилберт назвал обеих твоих подружек по именам?

– Только попробуй, и будешь жалеть об этом до конца жизни.

– Рискни что-нибудь предпринять, – парировала Кэри, – и увидишь, что я сделаю.

– Я хочу подать в суд за клевету, – заявил Джим своему юристу, – и хочу, чтобы ей распоряжением суда было запрещено произнести еще хоть слово.

– Вряд ли вам это удастся, – ответил Боб Джейкобсон. – Вы сами говорили, что у вас с Кэри действительно была беседа, процитированная Гилбертом.

– Но в этом зале заседаний нас никто не мог подслушать, – настаивал Джим. – Стены хорошо звукоизолированы, обе двери очень толстые и были плотно закрыты. Разумеется, ни я, ни Кэри не кричали. Я уверен, это напечатано по наущению Кэри.

– Не сомневаюсь, – ответил Джейкобсон. – Но доказать это будет трудно, да и бесполезно. – Он помолчал. – Повторяю, Джим, вы не можете подать в суд на человека за то, что он говорит правду, а беседа, на которую он ссылается, в самом деле имела место.

– Я собираюсь подать в суд не на Гилберта, – раздраженно пояснил Джим. – Кэри заплатила ему за эту статью, мы оба это знаем.

– Но никогда не сумеем этого доказать. Джим покачал головой:

– Значит, ей дозволено называть мою подругу наркоманкой, и это сойдет ей с рук.

– Скажи спасибо хотя бы за то, Джим, – тихо произнес Боб Джейкобсон, – что она не назвала твоих друзей по именам.

– Сказать спасибо? – с горечью переспросил Джим.

– Судя по тому, что ты мне рассказал, могу сделать вывод: если сейчас ты спустишь дело на тормозах, то оно умрет естественной, не слишком безобразной смертью. А если сцепишься с Кэри, могут пострадать другие.

Джим понимал, что Джейкобсон прав. Ничего не остается, кроме как молча скрипеть зубами и терпеливо сносить выходки Кэри. Юрист рассудил правильно.

В тот вечер, вернувшись домой от Джейкобсона, он думал об Оливии. Он редко позволял себе роскошь – или боль – вспоминать о том, что произошло между ними прошлой весной. Он понимал, что для нее случившееся означает ровно то, что она тогда сказала, и не больше. Дружба. Оливия всегда была честна, иногда даже чрезмерно. «Дружба и любовь, самая настоящая любовь – но только такая, какую мы всегда друг к другу испытывали». В то утро в нем затеплилась надежда – ему показалось, что в ее глазах мелькнуло нечто большее, чем просто дружба, но их отношения оставались такими же, какими были всегда. Дружба, и только дружба.

И вдруг по спине у него пробежала холодная дрожь. Что, если Кэри каким-то образом узнала о том, что произошло между ним и Оливией. Или, может быть, Майкл рассказал о том, что он привозил ее в ньюпортский дом?

Кроме того, нельзя сказать, что между ними ничего не было. И если допустить, хотя бы только предположить, что Кэри за ним следит… Он налил себе виски и постарался выбросить эти мысли из головы. На обратном пути, когда он с Оливией возвращался домой, никто их не видел. И в доме нет ни подслушивающих устройств, ни скрытой камеры. Он же не персонаж параноидного шпионского фильма, а обыкновенный, хоть и не слишком счастливый человек, Джим Ариас, и сейчас он занят именно тем, в чем только что обвинял свою бывшую жену и брата: поднимает шум из ничего.

С бокалом в руке он подошел к окну, отпил глоток и окинул взглядом гавань. Да, Боб Джейкобсон прав, у него есть один-единственный разумный образ действий. Кэри бросила грязный камень в озеро. И ему, Джиму, остается только одно: стоять на берегу, сохраняя достоинство, и ждать, пока утихнут круги на воде.

Служебные обязанности требовали от Оливии изучать множество американских отраслевых газет и журналов. К тому же она всегда просматривала «Эдвертайзинг Лайф» в поисках упоминаний о Джиме и его агентстве «Джи-Эй-Эй». Так что интервью с Сайлесом Гилбертом не прошло мимо нее. Прочтя это безобразие, Оливия в ярости заметалась по комнате.

Потом она позвонила Джиму.

– Что ты собираешься предпринять? – спросила она.

– По-видимому, я ничего не могу сделать.

– Как это – ничего? – переспросила Оливия, не веря своим ушам. – Джим, ты должен подать в суд.

– Не могу.

Он пересказал Оливии доводы Боба Джейкобсона и добавил, что, по зрелом размышлении, был вынужден согласиться с ними. Голос его звучал так спокойно и отстраненно, даже тогда, когда он рассказывал о стычке с Кэри, что Оливии захотелось немедленно перелететь через Атлантику и снова как следует встряхнуть его.

– Мы обязаны что-то предпринять, – заявила она. – Пойми, Джимми, она в любой момент может решить, что пора с тобой разделаться, и тогда кто может сказать, какая грязь придет ей в голову.

– Если дойдет до этого, придется искать другие способы борьбы, – пожал плечами Джим.

– Но как же быть с Энни?

– С Энни? – насторожился он. – Надеюсь, ты ей не сказала?

– Не успела.

– Оливия, ни в коем случае не говори ей.

– Почему? Все позади. Энни сейчас на коне. И с Эдвардом у них прекрасные отношения.

– Я и не собираюсь раскачивать их лодку, – пояснил Джим. – Да и твою тоже.

– Ради бога, Джим. – Никогда еще Оливия так не злилась на него. И вдруг она поняла, в чем дело. – Ты думаешь, что Кэри что-то знает о нас? В таком случае перестань тревожиться – мне глубоко наплевать на то, что болтает Кэри, ясно?