— Где Рыжуля, парень? — оглядывается, наконец, Кред, и нехорошо хмурится на пустое место вокруг меня.

Я делаю удивленное лицо, стараясь не показывать истинные эмоции, хотя на деле внутри готов кинуться на этого Креда. Сраному уроду не мешало бы вырвать поганый язык, и сломать пару пальцев перед тем, как упечь обратно за решетку, и я размышляю, как получше реализовать хоть часть моей мести.

— Элли? Хм, прости, Эдди, сегодня без нее. Видишь ли, моя жена осталась дома, брать ее сюда я просто не вижу смысла. Зачем возить туда-сюда на ночь глядя, правда?

Эд хмурится, почесывает пальцем в перчатках переносицу, словно проверяя, что мог упустить. Так и не найдя моим словам никакой причины, возвращает лицу обычное выражение, хоть я успел заметить тревогу в его глазах.

Это хорошо. Бойся, Эдди, опасайся меня. Страх заглушит голос разума, а злость на меня не даст заметить подступающей угрозы.

— То есть, ты принял решение, правда, Крисси? Мы можем убивать вот этих, да?

Он кивает Креду, и тот с нехорошей улыбкой подходит к Пинки. Берет женщину за шею, слегка сдавливает, так, что мать начинает закашливаться. Кира тихо рыдает у нее на боку, крепко прижатая ее же рукой, а я…

Из последних сил держусь. И мысленно ломаю Креду после всех двадцати убитых пальцев шею. Я заставлю страдать этого сукиного сына за каждый хрип матери и слезы дочки, но лишь тогда, когда закончу этот кошмар. Потому что, сдайся я сейчас, и все пойдет коту под хвост…

— Отчего же? — равнодушно бросаю, пытаясь смотреть прямо на Эдди, и спрятать ярость поглубже в горло, — я ведь пришел. Меняю свою жизнь на мать и дочь. Как тебе такое предложение, Эдди?

Псих недовольно сводит брови. Видимо, до него лишь сейчас дошло, что я действительно не стал играть по его правилам и не привел Элли. Интересно. А на что он рассчитывал?! Что я спокойно отдам ему жену, из рук в руки, чтобы забрать близких домой?!

— Твоя жизнь мне не интересна, Крисси, — шипит Эд, лихорадочно размышляя о чем-то. — Я не хочу тебя убивать, разве ты не понял?! Ты нужен мне живым, в здравом уме и твердой памяти…

Он неожиданно делает шаг вперед, цепко впиваясь в меня мелкими, но такими притягательными глазами. Я не знаю, как это работает — но точно уверен, что когда он вот с таким превосходством и уверенностью смотрит на женщин, те идут за ним и в огонь и в воду.

А мне хочется лишь подойти и вмазать. Так, чтоб эти глазки собрались в кучку, и больше никогда не смоли смотреть в сторону моей семьи.

— …Я хочу, чтоб ты был в порядке, Крисси, потому что ты должен страдать. Самолично выбрать, кого мне убить — и винить себя за свой выбор до конца жизни. Ты будешь жалеть о многом, и упиваться своим страданием так, как упивался я все года в тюрьме… И в каждый из дней я представлял сегодняшнюю ночь. Так что тащи сюда свою мелкую жену, Крис, а иначе…

— Ну нет, так нет.

Я пожимаю плечами, разрывая зрительный контакт, и стараясь не смотреть в сторону мамы с Кирой. Потом. Сейчас я должен отыграть так, чтоб у мерзавца снесло крышу, а объяснять свои слова и поступки родным я буду потом.

— Что ты сказал?! — я слышу в голосе Эда визгливые нотки, и недоумение в глазах борется с яростью.

— Я говорю, нет так нет, — громче и выразительней повторяю я, — видишь ли, дорогой Эдди, у тебя было предложение — я от него в силу разных причин отказываюсь. В ответ предлагаю свое — и тебя так тоже не устраивает. Так дела не делаются, малыш, даже в твоем чокнутом мире. Так что незачем нам тут больше стоять, и ночью да на холоде…

Я пожимаю плечами, разворачиваюсь, старательно не цепляя взглядом своих родных, и спокойно шагаю в сторону выхода. По пути насвистываю, любуясь небом, и срывая пару высоко вытянувшихся травинок. Позади меня такая тишина и гнет, что затылок почти горит, но я продолжаю идти, всеми силами надеясь, что рассчитал все правильно.

И что Эдди не слишком поумнел за годы заточения, и, несмотря на сложный проработанный план, все еще «покупается» на простую злость и блеф.

Все-таки хорошо, что я знаю о притаившийся где-то тут толпы людей в форме. А то бы хрен так спокойно шагал, буквально отрывая себя все дальше от моих родственниц.

— Стой!!! — орет мне вслед Эд, и я послушно замираю, — я убью их!!!

Оборачиваюсь, удивленно приподнимая бровь.

— А что изменится, если я останусь?

Эд едва ли не за голову не хватается от моих слов.

— Ты должен был привести сюда рыжую…

— Стоп. Я не привел. Это факт, с которым тебе уже пора смириться. Или ты до сих думаешь, что я сейчас сбегаю домой за женой? Подождете тут, да?

Я издеваюсь, а Эдди беспомощно смотрит на Креда, который слегка пожимает плечами, стоя рядом с моей матерью.

— Мы не станем…

— Так вот я и говорю — что изменится?! Или ты думаешь, что стоять тут и наблюдать мне будет легче, чем просто сейчас уйти?

— Ты не можешь!!! Я убью их!!! — Эдди визжит, и орет то, о чем говорил с самого начала.

— У тебя закончились аргументы уговорить меня остаться, — качаю я головой, и абсолютно спокойно разворачиваюсь, вновь продолжая шаг, — до встречи, Эдди. Поговорим вновь, когда ты будешь за решеткой.

Я шагаю, про себя молясь, чтобы все сработало.

Давай же, Эдди. Разозлись хорошенько, соверши ошибку, и уж тогда…

— Кред, поймай его!!! — орет Эд напарнику, и я чуть не подпрыгиваю от радости, — свяжи и принеси мне этого сукиного сына к ногам, я лично объясню ему, как надо себя вести!!!

Почти физически ощущаю облегчение, когда слышу шаги за спиной, и меня валят на землю. Получаю пару хороших ударов — Кред крупнее и сильнее меня, а я почти не уворачиваюсь — так хочется поскорее посмотреть, что там происходит.

Так что, когда меня за руки разворачивают к Эдди с окровавленным носом, я впиваюсь взглядом в то место, где еще недавно стоял Кред, и облегченно смеюсь, глядя на изменившуюся картинку.

Мама с Кирой, оставшись одни, стояли в плотном окружении мужчин в форме, с оружием на готове. У головы Эдди был пистолет, а сам он замер с глупой, победной улыбкой на губах — видимо, еще не совсем понял, что произошло. Но самое главное, что я точно расслышал, как сзади к Креду тоже подкрался сотрудник, и уже приложил к его голове пистоле. Так что теперь мне остается только…

— Советую отпустить меня, — миролюбиво говорю я Креду, — иначе твою башку прострелят раньше, чем я нанесу тебе другие увечья.

Мой голос почти ласков, и Кред, понимая проигрышность ситуации, освобождает мне руки. Я перепрыгиваю через все расстояние двумя огромными прыжками — и просто сжимаю Киру с Пинки в объятиях.

— Папа! — плачет малышка, которую я тут же подхватываю на руки, и замечаю выразительный синяк на скуле ребенка.

Майлгис. Почему-то нет сомнений, что это он приложил мне дочь, когда та начала задавать вопросы. Убью скотину, где бы он ни был…