Вероника скорее почувствовала, чем услышала движение у себя за спиной, и резко обернулась. Перед ней стояла сухонькая женщина, старушка — не старушка, не поймешь. Маленькая, в глухом черном платье, голова повязана платком. Нос крючком, глазки востренькие, как у лесной зверюшки, на щеке справа большая бородавка. Словом, ведьма ведьмой.

— Что смотришь, аль не нравлюсь тебе?

Голос у нее был глухой, совсем несоответствующий ее тщедушному телу. Вероника судорожно сглотнула.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, здравствуй, коли не шутишь. А что лопочешь-то так, словно мышка? Ты же баба боевитая.

— Я…

— А и можешь не говорить ничего. И так вижу. Беда у тебя. Муж бросил, к другой ушел. Вот ты и маешься. Да и то, к Праскеве за просто так никто не ходит. Только когда припечет. Тебя вот припекло. — Она обошла Веронику кругом. — Ох как припекло. Так поедом и ест. — Она подтолкнула Веронику в спину. — Садись вон на лавку. А что принесла, в банку поклади. Вон на окне банка-то.

Вероника присела и, покопавшись в сумочке, положила в жестяную банку рулончик денег. Праскева между тем исчезла в сенях и вернулась оттуда с медным тазом, наполненным водой. Поставила его на стол перед Вероникой, зажгла свечу в простом подсвечнике, сдернула пучок травы со стены и поднесла к огню. Трава занялась, колко затрещав, и на мгновение ярко осветила ее землистое, серое лицо.

Вероника поймала себя на том, что пытается определить ее возраст. Тщетно. Не было возраста у этого лица. Что шестьдесят, что сорок. Только разглядела три жестких черных волоса на бородавке.

Праскева бросила траву догорать в тарелку, сдула пепел в воду и низко склонилась над ней. Руки ее пришли в движение, заскользили над водой, словно разглаживая.

— Во-о-от, теперь ясно все вижу. Накрепко она его приворожила, сам себя не помнит. Как паучиха, все сердце ему оплела.

— Колдовством?

— А то как же? Самым что ни на есть колдовством.

— Я знала, знала, — прошептала чуть слышно Вероника.

— А ты не бось, мы все поправим. Нет такого колдовства, против которого не было бы другого, посильнее. Волосок свой на свечке сожги да на огонь смотри, пока не скажу.

Волос в ее руке затрещал, скукожился. Запахло паленым.

— Не моргай, а то вся сила уйдет, — прошипела Праскева.

Через пламя свечи Вероника видела ее глаза. Как два черных угля, смотрели они, проникая в самую душу. Веронике стало жутко и весело. И совсем не волновало, какие силы берут ее сейчас под свое покровительство.

В зале приемов «Руссотюрка» было шумно и людно. На фуршет по случаю проводов руководителя московского представительства Клауса Доббельсдорфа собрались все сотрудники. Столы, расставленные вдоль стен, ломились от закусок. Официанты скользили сквозь толпу гостей, разнося шампанское. Вечерние туалеты дам удачно контрастировали с темными элегантными костюмами мужчин.

Ожидалось прибытие виновника торжества с новым шефом, которого сегодня должны были представить собравшимся. Его никто еще не видел, ходили самые разнообразные слухи, и все, естественно, сгорали от нетерпения.

Марго, в ослепительном алом платье с обнаженными плечами, стояла в глубине зала у окна с секретаршей Лидочкой. Лидочка, милая маленькая блондинка со вздернутым носиком и россыпью конопушек на щеках, которые не могла скрыть никакая пудра, поминутно взбивала мелко завитые волосы и, как всегда, тараторила без умолку. Марго слушала ее вполуха, скользя взглядом по лицам гостей. Подогретые ожиданием, разгоряченные шампанским, хорошо знакомые лица. Они проработали вместе уже около года, успели изрядно узнать друг друга и стали в каком-то смысле одной большой семьей.

Володя тоже был здесь. За это время он стал в «Руссотюрке» своим человеком, завсегдатаем всех светских мероприятий, первым танцором и любимым кавалером всех без исключения дам. Когда устраивались танцы, все взгляды неизменно устремлялись на него. Не одно женское сердце начинало судорожно биться в груди в ожидании, кого он выберет, кого закружит в вальсе, кого поведет в мазурке. А вот Марго не очень любила с ним танцевать, предпочитая партнеров пониже ростом.

Он был остроумным собеседником и блестяще играл в вист и бридж, чем заслужил уважение мужской половины конторы. Недурно играл на фортепиано и частенько аккомпанировал Марго, когда она соглашалась петь для публики. Короче, стал незаменимым участником их нередких вечеринок и приемов.

Сейчас он стоял у дверей в окружении дам и, судя по взрывам смеха, рассказывал им что-то забавное. Марго встретилась с ним взглядом и улыбнулась. Он был неотразим в черном костюме с белой крахмальной рубашкой и узкой бабочкой. Впрочем, как всегда.

Лидочка проследила за ее взглядом и завистливо вздохнула. Марго подозревала, что она втайне влюблена в Володю.

— Ты все-таки счастливица, Марго, — сказала она, покусывая губы. — Такой мужчина! Загляденье! Так бы и сидела и смотрела на него целыми днями.

— Неужели?

— Целыми днями. Как на картину.

Лидочка была не замужем, поэтому у нее были специфические представления о браке. Марго уже привыкла к ее экзальтированности и не обращала на нее внимания.

— Что-то Клаус задерживается.

— Ах, Клаус, такая душка. Жаль, что он уезжает, — залепетала Лидочка, мгновенно переключаясь на новую тему. — Только сработались, сроднились, можно сказать, и вот! А что теперь будет?

Марго были вполне понятны ее опасения. Лидочка боялась, как бы новый шеф не привел другую секретаршу. А что, такие случаи известны. Марго ободряюще улыбнулась ей, отметив про себя, что девушка одета, как всегда, неудачно. Темно-фиолетовое, наглухо закрытое платье, надежно прикрывающее веснушки на плечах и шее, явно не шло ей и бледнило и без того небогатое красками лицо.

Марго взяла с подноса проходящего мимо официанта два бокала с шампанским и протянула один Лидочке:

— Выпьем за здоровье Клауса. Он хоть и порядочный зануда, но человек неплохой.

Лидочка поперхнулась шампанским и возмущенно посмотрела на Марго.

— Ладно, ладно, не кипятись. Забыла уже, как он тебя муштровал? Красный карандаш для умных мыслей, синий для обычных. Исходящие документы направо, входящие — налево, и никак не наоборот. Умереть можно.

— Так ведь привыкла. А у нового небось свои выверты. Пока разберусь…

Неожиданное движение в дверях возвестило о прибытии долгожданного начальства. Все потянулись туда, толкаясь и вытягивая шеи, Лидочка в первых рядах. Марго осталась у окна. Не то чтобы ей не хотелось взглянуть на нового шефа, нет. Просто ею руководило врожденное чувство ритма.

Она повернулась, только когда почувствовала их приближение. Клаус, со свойственной ему, да, наверное, и каждому немцу, обстоятельностью, представлял гостей. «Господин такой-то, начальник отдела закупок». «Госпожа имярек, заведующая канцелярией». Он говорил по-немецки, поэтому в его устах слово «господин» не резало слух в отличие от общепринятого «товарищ».