– Пусть сидит дома. Никакой музыкальной школы, – повторил Генрих. Дама, послушно кивая головой, заверила Кузнецова, что мальчик не сделает на следующий день ни шага из дома.

Генрих с некоторым трепетом ждал развязки. Видение никогда не бывало ложным. Генрих спасет внука могущественной дамы от неминуемой гибели. И это станет его звездным часом. Он не хотел оставаться надомным лекарем киевской элиты. А вдруг ничего не произойдет? Он старался не думать об этом.

В пять часов вечера в общежитии, где обитал Генрих с матерью и младшими братьями, зазвонил телефон. Кузнецов, ждавший этого момента и специально дежуривший на вахте, сам взял трубку.

Он услышал захлебывающийся от счастья голос:

– Вы наш спаситель, Генрих! Я обязана вам до конца жизни! Что я могу для вас сделать?

Именно этой фразы Кузнецов и ждал. Потом по столице Украины поползли слухи: в музыкальной школе, именно в том классе, где должен был заниматься игрой на скрипке юный внук могущественной дамы, вдруг рухнула тяжеленная хрустальная люстра. Из-за того, что занятия отменили по приказу сверху, никто не пострадал.

– Вы спасли Толечку! – Бабушка спасенного мальчика заявилась к нему сама. Она расцеловала мать Генриха и благодарила ее за великолепного сына. – Вы живете в совершенно неподобающих условиях, – критически окинув взглядом однокомнатную крошечную квартирку, изрекла она. – Завтра же я распоряжусь, чтобы вам выделили нормальное жилье в новом доме. Генрих, я рассказала о вашем феномене своим московским друзьям. Вас ждут в столице. Вы там очень нужны.

Поздно ночью у Генриха состоялся обстоятельный разговор с матерью. Она была категорически против подарков и квартиры.

– Сынок, ты обязан быть крайне осторожен со своим даром. Тебе нельзя брать за него деньги.

– Я это уже слышал, – визгливо ответил Генрих. – Я знаю, что делаю, мама. Неужели ты не понимаешь, что у меня еще трое на шее?

Мать горестно вздохнула:

– Генрих, я тебя предупредила. Каждый сам выбирает свою судьбу. Запомни, вся жизнь человека подобна развилке дорог. Именно от него зависит, какой путь он выберет. Но если уже ступит на него, то свернуть и тем более возвратиться назад нет возможности.

– Только не пугай меня тем, что произошло с твоей бабкой! – закричал Генрих. – Я не повторю ее судьбу.

Он сам не верил собственным речам.

Дама сдержала слово. Меньше чем через неделю они получили новую трехкомнатную квартиру в одной из элитных новостроек. Генрих без проблем оформил академический отпуск. Руководство вуза пошло ему навстречу. Он отправился в Москву.

В столице Кузнецов продолжил заниматься тем, что с таким успехом проделывал в Киеве. Ему пришлось столкнуться с конкуренцией. Оказывается, рынок магических услуг был тщательно поделен на сектора. Генрих побывал в квартирах и особняках людей, о которых прежде читал в газетах, чьи портреты несли на демонстрациях, о ком говорили как о гордости советской страны. Его называли украинским уникумом, хотя Генрих, правильно истолковав конъюнктуру, теперь делал ставку на свое немецкое происхождение. Он намекал на то, что в его роду со стороны отца были алхимики, а о прабабке-колдунье говорил с такой уверенностью и легкостью, как будто был знаком с ней лично – и это притом, что она умерла за пятьдесят лет до его появления на свет.

Клиенты оказались легко внушаемыми личностями. Генрих забыл об учебе в институте, жизнь закрутила его. Он сошелся с известной предсказательницей Зоей, венгерской графиней. Она уверяла, что обладает секретом вечной молодости. В качестве доказательства представляла перстень с непомерно большим рубином, который ей якобы подарила Екатерина Великая.

– Ее величество была в тот день слегка простужена, – рассказывала низким, вибрирующим голосом Зоя. – Я раскрыла императрице правду о том, что ожидает ее несчастных потомков. Она велела никому об этом не рассказывать, сняла эту драгоценность со своего пальца и преподнесла ее мне.

Зоя повествовала об этом с такой убежденностью, что Генрих едва не поверил. Переспав с Зоей, он убедился, что для своих пяти сотен лет она вполне неплохо сохранилась.

Ему запомнился их разговор ранним утром. Вытянувшись на французских простынях с фривольным мотивчиком и раскуривая тонкие ментоловые сигареты в яшмовом мундштуке, Зоя учила его жизни.

– Ты еще дурачок, Генрих, но мне нравишься, – сказала она. – И в постели ты ничего. У тебя есть будущее. Думаешь, я так легко достигла того, что имею? Поверь мне, я не обладаю никаким даром, а у тебя он есть. Я заработала это барахло только на суеверных и ипохондриках. Ты со своими способностями можешь получить еще больше.

Затаив дыхание, Генрих слушал Зою.

– Но учти, мальчик, – она повернулась к нему и выпустила Генриху в лицо струю сизого дыма, – о том, что я тебе сказала, никто не должен знать. Иначе никакие способности тебя не спасут.

Зоя оказалась вовсе не Зоей. Разумеется, ей было не пятьсот лет, а под пятьдесят. Хитроумная парикмахерша, обслуживавшая капризных и одиноких жен высокопоставленных партийных боссов, директоров крупных заводов и писателей-классиков, поняла, что им не хватает тайны, налета мистики и вечной молодости. Она радикально изменила имидж, напустила таинственности и начала предсказывать будущее. Неплохое знание практической психологии вкупе с информацией из различных источников сделали ее великой прорицательницей.

– Я такая же венгерская графиня, как ты – папа римский, – Зоя ущипнула Генриха за бок. – Но мне верят. Ты думаешь, так легко предсказывать то, что произойдет? Это у тебя раз – и видение. Тебе повезло с мальчишкой в Киеве.

На Зою работала разветвленная сеть осведомителей, состоящая из множества человек, каждый из которых был специалистом в своей области. Один систематизировал слухи, другой занимался проработкой привязанностей и антипатий клиентов. А другие… Другие организовывали чудеса.

– Как это? – с изумлением поинтересовался Генрих.

Зоя ласково потрепала его по щеке и сказала:

– Ты такой прелестный провинциал, наивный ребенок. Или я ошибаюсь?

Генрих опустил глаза. Зоя по-своему истолковала его молчание и продолжила:

– Чудес не бывает, ну, или практически не бывает. Я не беру в расчет тебя, Генрих. А людям, особенно богатым и влиятельным, требуется что-то экстраординарное. Я могу им это дать.

– Получается, ты их обманываешь? – Генрих продолжал разыгрывать невинность. Он давно понял, что представляет собой предсказательница. Однако Кузнецов знал, что лучше никогда не показывать собственной осведомленности.

Гадалка рассмеялась и закурила новую сигарету:

– Получается, что обманываю, малыш. Но с тобой мне не придется заниматься этим каждый день. Ты уже почувствовал на собственной шкуре, что конкуренция в нашей сфере царит зверская, прямо-таки капиталистическая. С твоим даром я смогу поднять тебя высоко…