– Что слышали? – в рассеянности спрашивает Циби.

– Про Малу, переводчицу.

– А что с ней? – спрашивает другая девушка.

– Она сбежала! – ликует Рози, и теперь Циби – вся внимание. – Она сбежала вместе со своим другом Эдеком. Их нет уже несколько дней. Как же это здорово!

– Ты уверена?

Циби пытается осознать слово «побег». Сбежать из этого места, жить без ограждений, без побоев, без надзирателей. Она редко позволяет себе вспоминать о своей жизни до Биркенау. Лагерь задушил ее воспоминания о другом времени, и она почти никогда не воображает себе жизнь после лагеря.

– Нацисты сходят с ума, – сообщает им Рози. – Одна из девушек, работающая в административном корпусе, сказала, что они, чтобы спастись, обвиняют друг друга.

– Надеюсь, у нее получится, – тихо говорит Циби. – Надеюсь, получится, и она расскажет миру о том, что здесь творится.

Циби осмеливается дать вспыхнуть крошечному проблеску надежды.

В тот вечер девушки оживлены. Циби и Ливи, на время позабыв о голоде и усталости, участвуют в радостном обсуждении побега Малы. Малы, талантливой переводчицы из Бельгии, которой нацисты предоставили статус «заключенного под защитой». Девушки предполагают, что она, вероятно, воспользовалась свободой от ограничений, наложенных на остальных, чтобы каким-то образом убежать. Для каждого заключенного она герой, и с течением времени появляется все больше историй о ее смелости. Девушки фантазируют о том, что будут спасены, когда Мала расскажет правду об их положении.

Однако недели превращаются в месяцы, а спасение от союзников все не приходит. Каждый день прибывает транспорт из Венгрии, газовые камеры и крематории работают утром и ночью. Никто больше не упоминает имени Малы.

Однажды сентябрьским вечером, после возвращения узниц с работы, эсэсовцы приказывают им собраться на площадке для переклички. Их выстроили длинными полукруглыми рядами в форме подковы вокруг центра, где, очевидно, должно что-то произойти.

Ливи, стоящая рядом с сестрой в конце ряда, надеется, что сейчас сделают какое-то объявление. Она молится о том, чтобы их не наказывали или не заставляли наблюдать наказание. Сестры испытывают сильное потрясение, когда эсэсовцы выводят на свободное пространство Малу, нагую, грязную, исхудавшую, и швыряют на землю. Окровавленная и покрытая синяками, девушка с трудом поднимается, пытаясь выпрямиться и дерзко поднять голову. Ливи нащупывает в кармане крошечный ножик и сжимает его пальцами.

– О-о, Мала! – шепчет она. – Что они с тобой сделали?

А потом появляется офицер СС Мандель. Ее высоко завязанный конский хвост отливает красным под лучами заходящего солнца. Ливи думает, ей может быть от сорока до шестидесяти. Багровые пятна на щеках делают ее похожей на клоуна. Сегодня она не верхом, но выглядит не менее устрашающе, когда начинает с важным видом вышагивать вдоль рядов, яростно ругая девушек, говоря, чтобы они забыли о побеге, что попусту теряют время, даже думая о нем. Взгляните на Малу. Они нашли ее, не так ли? И найдут любую девчонку, которая настолько тупая, что решит проверять их бдительность. На всей земле нет ни одного угла, куда не добрались бы немцы. Не такая уж Мала и умная, в конце концов. Малу и ее дружка – Мандель со злостью произносит это слово – изловили так легко. В этот самый момент его вздергивают на виселицу, но Мале так не повезет. Повешение – слишком легкая казнь для Малы. Ее сожгут заживо.

Пока Мандель бесится перед ними, она не видит происходящего у нее за спиной – то, что видят все узницы. Из спутанных остатков своих темных волос Мала извлекает маленькое лезвие, которым проводит по каждой руке от запястья до локтя. В жуткой тишине, наступившей после очередного вопля Мандель, Мала испускает тихий стон и падает на землю. Мандель резко оборачивается. Ее «приз» лежит на земле, истекая кровью.

– Она не должна умереть от этого! – бушует Мандель. – Она должна умереть в огне!

На площадку выбегает эсэсовец с тачкой. Мандель указывает на Ливи и еще на одну девушку.

– Погрузите ее и отвезите в крематорий. Немедленно! – визжит она.

– Дайте мне тоже пойти! – Циби хватает сестру за руку, но уже слишком поздно.

Ливи идет мимо девушек на центральную площадку.

Вместе с другой заключенной Ливи затаскивает исхудавшее, окровавленное тело Малы в тачку. Девушки берутся за рукоятки тачки и направляются к крематорию.

Мала практически без сознания и лишь тихо постанывает. Сзади прямо за ними идут двое эсэсовцев.

Оказавшись за пределами женского лагеря на дороге, ведущей к крематориям, девушки замедляют шаг. Эсэсовцы делают то же самое. Не обменявшись ни единым словом, девушки договорились, что дадут Мале умереть прямо в тачке. Они идут медленно, глядя прямо перед собой, ожидая появления Мандель в любой момент.

Наконец они подходят к крематорию, и Ливи смотрит на Малу. Лицо девушки спокойно, глаза открыты, она глядит в небо невидящим взором.

– Она умерла, – шепчет Ливи.

– Хорошо.

У входа в крематорий стоят двое узников. Пристально посмотрев на лежащую в тачке Малу, они без слов увозят ее.

Девушки молча возвращаются в лагерь.

Глава 20

Вранов-над-Топлёу, Словакия

Сентябрь 1944 года

На Ицхаке его лучший костюм, белая рубашка и галстук. Совершенно неподходящая одежда для жаркого дня позднего лета, но он не может появиться на публике в чем-то другом. Хая надела простое и удобное черное платье. С маленькими пуговками от воротника до пояса, платье доходит до середины икры, а черный кушак подчеркивает тонкую талию. Волосы прикрыты красным с золотом шарфом: в конце концов, она гордая словачка, а это – цвета национального костюма. Хая засовывает ноги в черных чулках в удобные туфли и перебрасывает через руку пальто.

Мать с дочерью долго обсуждали одежду Магды. Они поедут на поезде и не хотят испытывать неудобства. Это долгое сидение без дела требует некоторой подготовки. В конечном итоге Магда надела простую синюю юбку и блузку без воротника, с синими и желтыми цветами. Она решила обойтись без чулок, однако настояла на своих лучших