эту самую секунду ярким лучом меня пронзает осознание того, что так хорошо, как с Антоном, мне никогда и ни с кем не будет. И дело даже не в божественном сексе, а в том, что я влюблена. Причем настолько сильно, что сердце от чувств разрывается и дребезжащими осколками осыпается к его ногам. Не могу без Антона, жизни своей без него не представляю.

В царящем вокруг полумраке я почти не вижу его лица, но чувствую, что он улыбается. Ему, определенно, нравится слышать то, как меня к нему тянет, как я в нем нуждаюсь, как хочу его. Пальцы парня путаются в моих волосах, сжимают грудь, терзают бедра. Антон повсюду, его власть надо мной безгранична, и я отдаюсь ему без остатка. С радостью и его именем на губах.

Своими доводящими до дрожи ласками он выдавливает из меня крик за криком, стон за стоном, а потом сам же с шипящим «тш-ш-ш» зажимает мой рот ладонью. Обычно Антон никогда не сдерживает мою громкость, но сейчас, видимо, случай исключительный: мы собираемся согрешить в общественном месте, а дверь в подсобку даже не закрыта на замок…

Ловим движением Пеплов разворачивает меня на сто восемьдесят градусов, а затем, положив руку мне меж лопаток, заставляет наклониться вниз. Грудь тут же упирается во что-то жесткое, на ощупь напоминающее стол или комод, а в следующее мгновенье я испытываю острый прилив наслаждения: Антон вошел в меня. Быстро, напористо, уверенно.

Одна ладонь парня перехватывает мою шею, а вторая с силой стискивает ягодицу. От ускоряющихся толчков мебель, на которую я опираюсь, глухо барабанит об стену. Я чувствую, как стремительно теряю связь с реальностью, растворяясь в тягучем удовольствии. Оно молниеносно растекается по телу, наполняя собой меня всю – до корней волос, до кончиков пальцев…

– Еще, Антон… Пожалуйста, еще! – сдавленно прошу я.

– Блядь, Камила, – Пеплов продолжает наращивать темп. – Ты такая охуительная. Самая охуительная девочка на свете…

Обычно во время секса он немногословен, но иногда его пробивает на такие вот откровенные пошлости. И знаете что? Это меня нереально заводит. Я чувствую себя испорченной, дрянной… Но при этом невообразимо желанной. Рядом с Антоном все мои комплексы и предрассудки куда-то улетучиваются, и я превращаюсь в сгусток похоти. Вибрирующий и звенящий.

– Это потому, что я с тобой, – всхлипываю я, ощущая неминуемое приближение экстаза. – Ты лучше всех, слышишь?

Парень скручивает мои волосы на затылке и тянет их на себя, тем самым глубже прогибая меня в пояснице. Мне безумно нравится, как он доминирует. Как подчиняет меня своей воле. Я знаю, Пеплов мог бы быть гораздо жестче и грубее, но он очень тонко чувствует границы, никогда не пересекая их. Рядом с ним мне не бывает больно. Только до умопомрачения, до трясучки в коленях приятно.

Оглушающий оргазм, подобно лавине, обрушивается на меня, лишая дара членораздельной речи. Я мычу, скребу ногтями сухое дерево и до крови закусываю нижнюю губу. Все тело содрогается в сладких конвульсиях, электрическим разрядом прошивая нервы. На глаза наворачиваются слезы, а по телу бежит мелкая рябь. Какой кайф… Боже, какой же это кайф!

Обессилено роняю щеку на деревянную поверхность, вновь ощущая пульсирующее содрогание в промежности. На этот раз не такое сильное и яркое, потому что оно не мое: продолжая двигаться туда-сюда, Пеплов кончает в презерватив. Отчего-то его оргазмы доставляют мне чуть ли не больше ментальное удовольствие, чем свои собственные. Мне чертовски приятно осознавать, что Антону тоже хорошо со мной.

В последний раз качнув бедрами, он выскальзывает наружу, а я все продолжаю лежать грудью на комоде. Ноги кажутся ватными и обессилевшими, поэтому я боюсь, что, распрямившись, мигом потеряю равновесие.

– Иди сюда, – Пеплов мягко обхватывает меня за плечи, помогая принять вертикальное положение. – Жива? Стоять можешь?

– С трудом, – признаюсь я.

– Опять плакала? – он проводит ладонью по моей щеке, вытирая влажную дорожку.

– Немножко, – усмехаюсь я. – Макияж, наверное, потек.

– Сейчас поправишь, – Пеплов натягивает брюки, а затем, коротко наклонившись, поднимает с пола мою одежду. – Держи, нам возвращаться надо.

Пока Антон застегивает ремень, я ныряю в платье и натягиваю на плечи бретельки.

– Мне в туалет нужно… В порядок себя привести, ладно?

– Конечно, – кивает он, распахивая дверь подсобки. – Прямо по коридору и налево.

Бросив ему короткую благодарную улыбку, я устремляюсь в дамскую комнату и, оказавшись внутри, упираюсь взглядом в зеркало. Оттуда на меня смотрит растрепанная, всклокоченная, но неимоверно довольная Камила: щеки горят румянцем, губы припухли, а глаза лучатся счастливым светом.

Споласкиваю руки, освежаю холодными брызгами лицо и, намотав на палец бумажное полотенце, принимаюсь аккуратно подтирать осыпавшуюся тушь. Затем достаю из сумочки прозрачный блеск и увлажняю губы, придавая им дополнительный объем. Расчесываю волосы, разглаживаю несуществующие складки на платье и, расправив плечи, покидаю туалет.

Когда я выхожу в основной зал, то громкая музыка тотчас заливается мне в уши, а басы начинает безжалостно бить по перепонкам. Оглядываю барные зоны в поисках Пеплова, но он, видимо, вернулся в более тихое чилаут пространство.

Поворачиваю за угол и на подходе к приватной комнате немного замедляю шаг. Притормаживаю в дверях, и взгляд тут же выхватывает фигуры Антона и Дениса, которые сидят ко мне спиной и расслабленно курят кальян. Трогаюсь с места, намереваясь подойти к ним, и в этот самый момент до меня доносится звук собственного имени. Надо же, парни говорят обо мне!

Подгоняемая любопытством, я пристраиваюсь чуть поодаль неспешно беседующих друзей и напрягаю слух. Все-таки жутко интересно, что именно они обсуждают.

– Бля, красивая она, конечно, – задумчиво выдает Рей, поправляя мундштук на кальянной трубке. – Принцесса и деспот в натуре. Зашибись парочка.

– За несколько сотен в месяц ты тоже можешь заиметь себе такую принцессу, – неожиданно заявляет Пеплов.

– В смысле? – блондин поворачивается к другу, и мне приходится присесть на корточки, чтобы он меня не заметил.

– В смысле я ее купил, – слова Антона, подобно пулям, вонзаются под кожу.

– Проститутка, что ли? – ошарашенно уточняет Денис.

– Да хуй знает, как это называется, – Пеплов неспешно затягивается. – Есть деньги – есть девочка, нет денег – нет девочки.

Рейман продолжает что-то у него спрашивать, но я уже ничего не слышу. Голову затягивает густым шоковым туманом, а в груди начинает неприятно ныть и потягивать, будто внутрь камень с острыми краями подложили.