– Ни уходить, ни оставаться не заставляю. Места в доме всем хватит. Условия два: не мешать Вятичу и не испортить мне Федьку.

Окончательно сбитые с толку слуги предпочли взяться за работу, это привычней.

Жизнь в Новгороде наладилась куда быстрее, чем в Волково, все же здесь привычней, а для любых нехваток существовал богатейший торг.

Через несколько дней пришел человек от князя Александра. Невский, узнав о нашем появлении в Новгороде (интересно, от кого?), приглашал к себе.

Мы поехали. Невский действительно был нам рад.

– А мы ведь думали, что ты погиб.

– Настя выходила.

– Жена у тебя боевая, и сама билась, как добрый дружинник, даже знамя спасла. За что тебе отдельный поклон, не мог поблагодарить, потому как не знал, где ты.

Вятич внимательно слушал, о гибели знаменосца и моем поведении он ничего не знал, это было понятно, мне не до того, да и вспоминать бой, после которого муж остался слепым, тоже не хотелось. Теперь пришлось вспомнить, но сюрпризы нашлись не только для Вятича, и я немало узнала о геройском поведении мужа во время битвы на Чудском озере.

– И ведь все произошло, как вы говорили!

Невский на мгновение задумался, да ус покусал, потом тихо поинтересовался:

– Еще чего знаете?

– Много что, только это нескорый разговор, князь.

– Хорошо, приеду, поговорим. Вы почему не у владыки на дворе? Худо ли там?

– Нет, там все хорошо, просто слишком велик двор, пока все упомнишь, чтобы ходить споро, много времени пройдет…

Князь рассмеялся, но его голубые глаза остались серьезными.

– Александр Ярославич, где Батый?

Голубые глаза глянули на меня твердо, так и есть, я угадала, почему они не смеются!

– Из Европы вернулся, почему-то до конца не пошел. Как бы на нас не повернул.

Я напряглась. Это несколько лет назад я могла повести рать, вынуждая Батыя гоняться за мной, но тогда я была просто знаменем и сидела под крылышком Вятича, а как теперь? Из Вятича воин плохой, из меня без его помощи тоже. Нет, я могла, конечно, биться и делала это вполне прилично вон на льду Чудского озера, но самостоятельно проводить военные операции против Батыя, конечно, не способна. Повести в атаку или снести башку кому-нибудь – это одно, а воевать против всего Батыева войска – совсем другое.

Может, с князем? Пока я размышляла, не позвать ли Невского на святой бой за Русь против Батыя, он продолжил:

– Отец к нему ездил, дары возил…

Кажется, у меня отпала челюсть. Вот те на! Я тут планирую войсковые операции, прикидываю, как рать собирать, а они этому гаду подарки возят?!

Наверное, я бы что-нибудь такое ляпнула, но муж прекрасно знал, чего от меня ждать, сжал локоть так, что потом образовался синяк. Зато помогло, я придержала язык.

Это оказались не все сюрпризы. Князь Ярослав Всеволодович не только сам съездил в ставку Батыя, но и отправил сына Константина с дарами в Каракорум. Хан дал отцу Невского ярлык на Великое княжение, а Константин должен был привезти подтверждение из Каракорума.

Чтобы что-то спросить, я поинтересовалась:

– А рыцари?

Теперь глаза князя заблестели довольно.

– А что рыцари? Просят мира, вернули всех пленных и заложников, забрали своих, обещают больше не нападать, – он хмыкнул, словно говоря о чем-то, в чем не сомневался ни на минуту: – Да только веры им нет. В любой день готовыми надо быть. А еще литовины то и дело нападают. Побить бы всех разом, так ведь их на Чудское озеро не выманишь, наскочат отрядом и уйдут в леса. Все пограничье замучили.

Уже перед уходом я вдруг поинтересовалась:

– Александр Ярославич, а ты к Батыю поедешь?

Даже не глядя, поняла, как напрягся Вятич.

Князь покачал головой:

– Я нет. Батый в Новгороде не бывал, его не брал, я ему не подвластен. Да пока и не требует…

Я чуть не ляпнула, что это ненадолго, помня, что именно Невскому и придется кланяться и даже ехать в Каракорум. Может, совместными усилиями удастся избежать этой унизительной процедуры? Может, меня именно за тем вытащили из Волково на свет божий, чтобы вмешалась? Но, вспомнив о своей клятве жизнью сына, я придержала язык, ладно, дома у Вятича спрошу.

Вообще, это было странно – князь вел беседы со слепым сотником и его женой как с равными. И хотя Невский вообще не чурался самых разных людей и был прост в общении, все равно эти разговоры с женщиной могли привлечь ненужное внимание. Я хорошо помнила по прошлым годам, что предателей и подлецов много везде. Хороших людей, правда, куда больше, но и о плохих забывать нельзя, иначе они о себе так напомнят…

Князь обещал приехать для разговора без лишних ушей и глаз, но получилось у него не скоро, все же пришлось основательно погонять литвинов, применив даже жестокость. Рассказывали, что князь Александр даже приказал привязывать пленных к хвостам лошадей и пускать их вскачь к своим обратно с обещанием, что так будет с каждым, кто посмеет сунуться на русские земли. Иногда быть жестоким полезно, нападения на пограничье на время прекратились. Люди радовались: хоть какая-то передышка.

Пока князь воевал со всеми подряд, мы просто жили.

На мое возмущение по поводу подарков Батыю и в Каракорум Вятич усмехнулся:

– Вот потому и требую, чтобы ты сначала думала, а потом рот открывала. Что тебя беспокоит?

– Да как же можно возить дары тем, кто столько русских земель в пожарища превратил?! Вятич, неужели им Рязань простить?

– Ты все слышала, что говорил Невский? Про рыцарей тоже? И про литовцев?

– Да что рыцари?! Им врезали по первое число, теперь не сунутся.

– Чтобы не сунулись, нужно, чтобы понимали, что Невский рать наготове держит. А если они будут знать, что он с Батыем воюет или все полки к югу стянул, то почему бы не выступить? Это чудо, что они тогда одновременно с Батыем не напали, а когда опомнились, хан уже сам в их землях был. Ты знаешь, что тевтонцы даже были отозваны от Псковских земель с перепугу?

– Так что же получается, куда ни кинь – всюду клин?

– Да, так. И сейчас Ярославу Всеволодовичу и самому Невскому важнее время выиграть, чем с двумя сразу в драку ввязаться. А еще придется определяться, с кем и против кого дружить.

Не выдержав, я фыркнула, как кошка.

– С Батыем!

– Да, с Батыем.

– Не выйдет, – ехидство из меня так и лезло, – потому что я его убью. Не с кем дружить будет.

Вятич только вздохнул:

– Поживем – увидим…

Мы жили, только вот видеть Вятичу не приходилось, он по‑прежнему был слеп. А в остальном текла нормальная жизнь, Федька учился говорить. Долго молчавший ребенок, как и следовало ожидать, начал тарахтеть без остановки. И конечно, у него обнаружилась масса смешных вывертов.