— Поль, смотри мне в глаза и читай по губам: я буду любить тебя всегда, потому что ты мое солнышко. Но я так же буду любить твою сестричку. Ты же хочешь, чтобы и её любили? — прижимаю маленькое тельце к себе, пальцами смахивая капельки слез.

— Да, конечно, — соглашается, когда слышит, что я буду любить её. Потом вновь отстраняется, хмурится, — а маму?!

— Люблю ли я маму? — смотрю Алине в глаза и хмурю брови, ведь понимаю, что дочь хочет быть уверенной в том, что наша семья настоящая. — Люблю и всегда любил, просто наша мама часто папу обижала, — играю низко, но говорю, что думаю.

— Зато наш папа соткан из золотых нитей и одуванчиков и мухи не обидит, — бесится Алина в ответ, не проникнувшись моей речью.

— Видишь, даже сейчас не хочет меня поцеловать в щеку, а злится. Что мы ей скажем на это, а дочь?

— Целуй, — хитро улыбается Полина, глядя на мать.

— Ладно, — жмёт плечами Аля и делает шаг к нам.

Наблюдаю за ней. Неужели лёд тронулся? Она подходит, целует сидящую у меня на руках дочь и улыбается ей:

— Поцеловала, видишь.

Не задерживаясь, садится в машину и ждёт, пока я усажу Полю в автокресло.

— С каких пор барин водит сам? — спрашивает негромко, когда я сел за руль.

Усаживаю дочь в кресло, не отрывая взгляда от хмурого лица Али. Бесится девочка, гормоны играют. И если судить по отсутствию игрушки, ей действительно хреново.

— Это дело времени, Аль, я потерплю. Впервые, поверь. И ты сделаешь это сама со мной, а о своей игрушке забудь, я сжёг тот ящик Пандоры. Теперь только оригинал.

Сажусь за руль и только сейчас понимаю, что ввязался в непростую для себя игру. Видеть её рядом и не иметь возможности взять, хуже некуда.

— Испугался конкуренции? — кусает с милой, почти ангельской улыбкой, хотя из ушей едва не пар идёт.

— Если бы я чего-то боялся, я бы никогда не стал успешным, — улыбаюсь, замечая ее состояние. — Как самочувствие?

Смотрю, как Полина роется в пакете и довольно улыбается, извлекая красивую картинку.

— Папуль, это он, настоящий ребёночек?

— В твоей новой спаленке тебя ждёт твой Реборн, маленькая сестричка, о которой нужно заботиться.

— Скверно, — успевает ответить Алина прежде, чем Поля обратила на неё своё внимание.

Она говорила, что в первую беременность у неё не было никаких неприятных симптомов. В этот раз всё было по-другому, и я слышал, как она жаловалась жене Жени, что она вообще не понимает, что внутри неё творится.

— Что доктор говорит?

— Что нужно есть кислые яблоки и мятные конфеты… И заниматься сексом, — на последних словах понижает голос, недовольно поджимает губы и смотрит на приборную панель.

— Мамочка, а что такое секс?

Я едва не хрюкнул от неожиданности.

— И мне это очень интересно.

— Папа тебе расскажет, когда узнает, солнышко, — не теряется Алина, хотя на бледных щеках мелькнул румянец.

— Папочка, а что ещё за подарки в пакете? — тут же переключается Полина.

Стерва. Я ей расскажу наедине, что знаю об этом звере. И поддержу идею доктора о целительной силе секса. О пользе его расслабления для истосковавшейся плоти.

— Розовый пакет для мамы. Пусть посмотрит.

Я не зря сегодня полдня мотался по делам, но я сделал то, что хотел и мне плевать на то, что кто-то против.

— Я тебя поздравляю, Алина, уже час, как ты жена Игоря Камаева. Поля, твоя мама теперь официально моя жена. Поздравишь ее?

Полина довольно захлопала в ладоши, улыбаясь и болтая поздравления, а Алина застыла на сидении. Затем достала из красивого пакета документы.

— Это прикол какой-то?

Она смотрела диким взглядом на свидетельство, потом молча сложила его в пакетик, а тот швырнула в бардачок. Отстегнула ремень безопасности, который успела пристегнуть, и открыла дверь, выходя из салона на улицу, вдыхая полную грудь воздуха.

— Поль, вы с Джоем будете вести себя хорошо? Я с мамой поговорю?

— Ей плохо?

— Немножко, мы просто подышим.

— Хорошо.

Я выхожу из салона и иду к Але. Вижу, что напряженная и злая. Обнимаю ее и говорю спокойно.

— Тебе нужно просто привыкнуть. И да, я хочу, чтобы ты меньше страдала от плохого самочувствия. Яблоки купим, а секс ты можешь брать в любой момент, родная.

— Поди ты к чёртовой матери, — рычит она, сбрасывая мои руки со своих плеч.

Резко поворачивается и спрашивает:

— Зачем ты это сделал?

— Потому что я давно не мальчик, мне сорок четыре. И я хочу иметь нормальную семью, растить детей и наконец-то стать счастливым! Я много хочу?! — чеканю каждое слово, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Да хоть убей, но не жалею. Зато вы теперь защищены со всех сторон. Полина и второй ребенок получат всё моё состояние, если со мной что-то случится. И ты не будешь ни в чем нуждаться.

Алина хрипло зарычала, прижала руки к лицу и засмеялась.

— Господи, опять… Каждый раз, каждый блядский раз одно и тоже! Я, я, я, я подумал, я решил, я сделал, я хочу. А чего хочу я? А? Тебя это не волнует? Прости, глупый вопрос, конечно не волнует! Если бы волновало, ты бы не поступал со мной из раза в раз, как последняя скотина. Каждый раз, когда ты так делаешь, я снова возвращаюсь на тот диван, на котором ты взял меня силой, и рыдаю внутри. Год работы с психологом, годы работы над собой, всё в мусорку…

Алина замолкает, и её начинает трясти мелкой дрожью.

— Ответь только на один вопрос: тебе нужен настоящий мужчина или инертное существо с яйцами, которое будет сидеть на диване и чесать немытую рожу? Если ты готова прожить эту жизнь без меня, я сейчас же аннулирую это свидетельство, лишь бы тебе было комфортно, и я не давил на тебя своим Я. Детей не брошу, а нужен ли я, решать тебе.

— Не сравнивай х*й с пальцем, — бесится она ещё сильнее. — Ты хочешь семью и стать счастливым? Вот тебе рецепт: вместо Я в твоём лексиконе появляется Мы. Хоть ты настоящий мужчина, хоть бизнесмен, хоть царь-батюшка. МЫ. И такие вопросы решаются через МЫ, а не через Я. Хочешь знать люблю ли я тебя? Да. Хотела ли я за тебя замуж? Да. Хочу ли я нормальную семью и жить счастливо? О боже, да! Только не будет всего этого, пока ты со своей головой не разберёшься. Пока ты не научишься советоваться, слышать и слушать. Вот и вся сказка.

— Чертова баба, — Взрываюсь я и хватаю Алину в свои объятия, — всегда будет так, как хочу я, а ты будешь моей музой, которая всегда сможет сломить мое решение только одним очень действенным способом. И ты знаешь его, перед твоим телом я безвольный раб. Ты до сих пор маленькая и несмышленая девочка, хоть и мама. В твоих руках всегда была безграничная власть надо мной с того момента, как я тебя натянул там, на том чёртовом диване. И дали бы мне ещё один шанс, я бы это сделал снова, хоть бы и чувствовал себя последней скотиной. Познав в тот миг отчаяния твое тело, я смог выжить и не сойти с ума. Моей семьи не стало, я третий раз хоронил тех, кто был мне дорог. Я могу лишь на коленях умолять, чтобы ты простила ту ночь.