— Да уж, хороший. Ничего не скажешь, — задумчиво проговорила София.

— Тебя что-то не устраивает?

— Все отлично. Есть только одно «но»…

— Какое же?

— А что ты собираешься делать, если документация окажется фальшивой?

— Не думаю. Все должно получиться. Вряд ли Анатолий Борисов станет так рисковать своим братом. Да и вообще!.. Ты же видишь, как хорошо все идет? До настоящего момента не было ни одного прокола. Так что и финал окажется таким, какой нам нужен. Все, что мы можем сделать сейчас, это не высовываться из нашей берлоги и ждать хороших новостей.

— Ты оптимист.

— Просто я сделал все возможное для того, чтобы другого варианта развития событий не было.

— Ну да. Если смотреть на ситуацию глобально, то тебе действительно удалось повернуть ее в свою сторону с максимальной выгодой. Этого у тебя не отнять. — София одарила Шахана такой улыбкой, которую, наверное, давным-давно не адресовала ни одному мужчине.

Тот ответил ей тем же и весело подмигнул.

Послышались раскаты грома. Августовское небо, совсем недавно совершенно ясное, быстро покрылось свинцовыми тучами. Начал накрапывать дождь, который через некоторое время грозил превратиться в настоящий ливень.

Шахан и Рутко, не дожидаясь этого, рванули к охотничьему домику. Их бег сопровождался блеском молний и новыми раскатами грома. Со стороны эта парочка напоминала влюбленных, которым гроза не позволила хорошо погулять. Вряд ли кто-то, глядя на них, мог сказать, что это подлые, очень хитрые и кровожадные твари, самые настоящие террористы.

Покорность и безволие Геннадия Дмитриевича Борисова поддерживались инъекциями и избиениями. По этой причине проблесков ясности в его сознании почти не случалось. Он понимал, что захвачен, угодил в заложники, однако как-то отреагировать на это не мог.

Его воля была серьезно подавлена. Из-за этого все то, что происходило с ним, казалось ему невероятно далеким и чужим. Неважно, кормили его, угощали сигаретой или в очередной раз били для профилактики. Все это воспринималось им с одинаковой отчужденностью. Лишь в редкие минуты очищения сознания пенсионер хватался за голову от понимания безысходности ситуации, в которой он оказался из-за террористов.

Очередной проблеск наступил внезапно. Борисов открыл глаза и несколько минут тупо смотрел в потолок, пытаясь сообразить, что к чему. Спасаясь от грозы, террористы, удерживавшие его, забыли о так называемых процедурах. Это означало, что Геннадий Дмитриевич оказался без очередной дозы пресловутого препарата. Поэтому просветление сознания продолжалось не несколько минут, как это бывало ранее, а затянулось.

Он представить себе не мог, сколько еще это будет тянуться, однако решил воспользоваться моментом, пока не наступило новое помутнение или не заявились его мучители. Заложник поднялся с раскладушки, подошел к дверям, прислушался. С первого этажа доносились лишь отзвуки работающего телевизора. Голосов террористов не было слышно.

Пленник осмотрелся. Комната была обставлена так же скудно, как и ранее. Хотя имелось и новшество — сюда все-таки принесли стул. Недолго думая, бывший учитель взял его и перенес к окну.

Там он осторожно надавил на стул ногой, проверил на прочность. Ему показалось, что тот вполне крепкий, не должен развалиться прямо под ногами.

Смотреть со стула было неудобно. Мешали решетка и высокое расположение окна. Чтобы хотя бы частично разглядеть пейзажи за окном, пленнику приходилось вставать на цыпочки. За несколько раз Борисов сумел-таки заметить, что где-то в пяти сотнях метров от места его заключения располагались некие дома.

Вылезти в окно было бы проблематично даже в том случае, если бы оно не было зарешечено. А наличие этой преграды и вовсе ставило крест на любых мыслях о побеге, осуществленном таким вот способом. Но выбираться из этого плена все равно нужно было. Пенсионер прекрасно понимал, что он не только разменная монета в игре, затеянной террористами, но и очень важный свидетель, которого вряд ли оставят в живых. Мысли о тех или иных возможностях побега не давали ему покоя.

Дверь была заперта. Хлипкой ее вряд ли стоило бы называть. Чтобы выбить такую, следовало приложить недюжинную силу. А откуда она могла появиться у пожилого, пусть и физически тренированного мужчины, которого несколько дней пичкали специфическим препаратом и почти не кормили!

Даже если бы ему и хватило силы выбить эту чертову дверь, то убежать все равно не удалось бы. Он совершенно не ориентировался в доме, не знал планировки второго этажа, не так уж и много помнил о том, как выглядит первый. Но этого было мало.

Ведь на первом этаже сидели его мучители. А уж они точно не стали бы зевать, если бы он вдруг сумел пробиться через запертую дверь и спуститься вниз. Поэтому нужно было придумать какой-то другой способ повернуть ситуацию на пользу себе.

Борисов подошел к стенному шкафу. За все время нахождения в комнате он еще ни разу этого не делал. Открыв дверцу шкафа, он обнаружил внутри старые газеты, тряпье и прочий хлам.

Идея возникла мгновенно. Он начал перекладывать на раскладушку все, что нашел в шкафу. Затем бывший учитель обмотал кулак какой-то тряпкой, снова забрался на стул и застыл, прислушиваясь к звукам телевизора, работавшего на первом этаже. Как только они усилились, он резко стукнул кулаком по оконному стеклу. Оно не выдержало удара и разбилось.

Пенсионер замер, ожидая реакции террористов, но таковой не последовало. Можно было полагать, что те просто ничего не услышали. И тогда заложник начал осуществлять следующую часть своего плана, придуманного на ходу.

Геннадий Дмитриевич отодвинул в сторону стул, подошел к стенному шкафу, вытащил оттуда пачку газет, бросил ее на пол под окном. Он на секунду задумался, швырять ли в эту кучу еще тряпки, обнаруженные в шкафу, и решил особо не злоупотреблять этим. Ведь вскоре ему придется давать объяснения своим мучителям, и эти слова должны быть правдоподобными хотя бы частично.

С мыслью об этом он взял несколько тряпок и подложил их под верхние газеты. Недалеко от раскладушки стояла консервная банка, используемая в качестве пепельницы. Там уже находилось изрядное количество окурков.

Заложник придвинул банку поближе к пачке газет, выудил из макулатуры древний журнал «Вокруг света» и бросил его на раскладушку. Затем он закурил сигарету и несколько раз затянулся, нарочно стряхивая пепел между раскладушкой и банкой. После этого бывший учитель положил окурок так, чтобы тот оказался в небольшом зазоре между пачкой и пепельницей. Желаемого результата, то есть возгорания всей пачки, не произошло.

Да пенсионер и сам понимал, что так поджечь газеты будет практически нереально. Он поднес зажигалку к той стороне пачки, где бросил окурок. Газеты стали разгораться. Вся пачка должна была вот-вот вспыхнуть. Пенсионер подставил стул так, чтобы две его ножки оказались в огне.

Наконец пламя охватило все газеты. Его языки устремились вверх. Тряпки, оставленные между газетами, после возгорания дали густой белый дым, который устремился в разбитое окно.