— Но это мало за богатого торговца, — возразил Каверлэ. — Тысяча экю золотом! Самое большее, — это выкуп за рыцаря.

Аженор переглянулся с тем, кто поручил ему защищать свои интересы, чтобы узнать, может ли он обещать большую цену. Арагонец утвердительно кивнул.

— Тогда удвоим сумму и покончим с этим! — воскликнул рыцарь.

— Две тысячи экю золотом, — повторил кондотьер, начинавший сам удивляться той высокой цене, которую назначал за себя незнакомец. — Две тысячи экю золотом! Да, значит, он самый богатый торговец в Толедо! Ну нет, черт побери! По-моему, мне сильно повезло, и я должен этим воспользоваться. Ладно! Пусть он немножко прибавит, а там посмотрим.

Аженор снова посмотрел на испанца, который опять утвердительно кивнул.

— Отлично! — воскликнул рыцарь. — Раз вы такой ненасытный, мы дойдем до четырех тысяч экю золотом.

— Четыре тысячи золотых экю! — вскричал и удивленный, и восхищенный Каверлэ. — Значит он еврей, а я слишком добрый христианин, чтобы отпустить его меньше чем за…

— Сколько? — спросил Аженор.

— Меньше чем за… — капитан сам не решался назвать цифру, которая готова была сорваться у него с языка, настолько огромной она ему казалась. — Меньше чем за десять тысяч золотых экю! Ах, черт побери, слово сказано, и это даром, клянусь честью!

— Дайте руку, — сказал Аженор, протягивая Каверлэ руку, — сумма нам подходит, а значит, цена назначена.

— Постойте, постойте, за десять тысяч экю золотом я, — клянусь папской печенкой! — не приму поручительство рыцаря. Такую гарантию мне должен был бы дать какой-нибудь граф, да и то я знаю, что не много найдется таких, от кого я бы ее принял.

— Обманщик! — вскричал Молеон, схватившись за рукоятку меча, и пошел прямо на Каверлэ. — Ты что, не доверяешь мне?

— Да нет, дитя мое, ты ошибаешься, — возразил Каверлэ. — Я не доверяю не тебе, а ему. Неужто ты думаешь, что он, вырвавшись из моих когтей, заплатит десять тысяч экю золотом? Нет. На первом же перекрестке он свернет налево, и ты никогда его не увидишь; он был таким щедрым на словах или, если тебе это больше нравится, на жестах — я ведь видел, как он тебе кивал, — лишь потому, что платить он не намерен.

Несмотря на невозмутимость, которой так гордился незнакомец, Аженор заметил, что краска гнева залила его лицо, но он тут же сдержался и, сделав рыцарю величественный взмах рукой, сказал:

— Подойдите ко мне, господин Аженор, я вам должен кое-что сказать.

— Не подходи к нему, — заметил Каверлэ. — Он обольстит тебя красивыми словами, а десять тысяч экю золотом повиснут на тебе.

Но рыцарь всей душой чувствовал, что арагонец был более значительный человек, чем казался; поэтому он приблизился к нему с полным доверием и даже с некоторой почтительностью.

— Спасибо, честный дворянин! — тихо сказал испанец. — Ты правильно сделал, что поручился за меня и поверил моему слову. Тебе нечего бояться, я заплатил бы этому Каверлэ сию же секунду, если бы пожелал, ибо в седле моего коня зашито более трехсот тысяч экю золотом и бриллианты. Но этот негодяй взял бы выкуп и, получив его, не отпустил бы меня на свободу. Поэтому вы сделаете так: возьмете моего коня и уедете, оставив меня здесь; потом, в ближайшем городе, распорете седло, достанете кожаный мешочек, из него возьмете столько бриллиантов, сколько понадобится, чтобы получить за них десять тысяч экю золотом. Далее, взяв с собой солидную свиту, вернетесь за мной.

— О, Боже мой, сеньор! — удивился Аженор. — Но кто же вы, если обладаете такими богатствами?

— Я полагаю, что оказал вам достаточно доверия, отдав в ваши руки все, чем владею, чтобы вы не требовали от меня сказать вам, кто я такой.

— Сеньор! Сеньор, теперь мне действительно страшно! — воскликнул Молеон. — И вы не знаете, какие сильные сомнения гложут меня. Это странное сходство, это богатство, эта тайна, которая окутывает вас… Сеньор, мне предстоит защищать во Франции интересы… священные интересы… но, может быть, они противоположны вашим…

— Скажите, вы ведь едете в Париж? — спросил незнакомец тоном человека, привыкшего повелевать.

— Да, — подтвердил рыцарь.

— Вы направляетесь туда, чтобы передать королю Карлу Пятому перстень королевы Кастилии?

— Да.

— Вы едете в Париж, чтобы требовать мести во имя королевы?

— Да.

— Королю дону Педро?

— Да.

— В таком случае ни о чем не беспокойтесь, — сказал испанец. — У нас общие интересы, ибо король дон Педро убил мою… королеву, и я тоже поклялся отомстить за донью Бланку.

— Правда ли то, что вы мне говорите? — спросил Аженор.

— Господин рыцарь, внимательно посмотрите на меня, — твердым и величественным тоном приказал незнакомец. — Вы утверждаете, что я похож на какого-то вашего знакомого. Скажите, кто он?

— О, это был мой несчастный друг, благородный великий магистр! — воскликнул рыцарь. — Сеньор, вы похожи как две капли воды на его светлость дона Фадрике.

— Неужели? — улыбнулся незнакомец. — Да, странное сходство… братское…

— Быть этого не может! — прошептал Аженор, почти с ужасом вглядываясь в арагонца.

— Отправляйтесь в ближайший город, господин рыцарь, — продолжал незнакомец, — продайте бриллианты еврею и передайте командиру испанского отряда, что дон Энрике де Трастамаре — пленник капитана Каверлэ… Спокойно, я вижу даже сквозь ваши латы, как вы дрожите. Не забывайте, что на нас смотрят.

Аженор в самом деле дрожал от изумления. Он поклонился графу с большим, чем, наверное, следовало бы, почтением, и пошел к Каверлэ, который, наполовину сократив ему путь, двинулся навстречу ему.

— Ну что? — спросил он, кладя руку на плечо Аженора. — Он наговорил тебе много красивых, золотых слов, а ты и уши развесил, мой мальчик!

— Капитан, слова этого торговца поистине золотые, — ответил Аженор, — потому что он указал мне способ, как еще до вечера заплатить вам выкуп.

— Десять тысяч экю золотом?

— Десять тысяч.

— Нет ничего проще, — подойдя к ним, сказал незнакомец. — Рыцарь доедет до места — он знает его, — где я поместил кое-какие деньги. Он привезет тебе эти деньги — десять мешочков, по тысяче экю золотом в каждом. Тебе дадут потрогать это золото, чтобы ты не сомневался, а когда ты убедишься, что золото останется в твоих сундуках, ты меня отпустишь. Разве я прошу многого? Ну, договорились?

— Договорились. Черт побери, договорились, если ты это сделаешь! — воскликнул Каверлэ, которому казалось, что он видит сон. Потом, повернувшись к лейтенанту-немцу, сказал:

— Этот малый дорого себя ценит. Посмотрим, заплатит ли он.

Аженор взглянул на графа.