— Верно…

— После «примерки» круг вероятных кандидатур на роль «данного вам в ощущениях» рослого, быстрого, сильного, гибкого и хладнокровного диверсанта значительно сузился. В конце концов остались считанные единицы — меньше, чем пальцев на одной руке. Сколько? Готов спорить, двое.

— Двое… — как эхо, подтвердил механик. Вид у него был ошарашенный.

— Однако Нортона среди этих двоих не было, — продолжал я (меня буквально несло на крыльях прозрения). — Мысль о Нортоне у вас возникла недавно.

Мне показалось, в глазах у механика мелькнула тень суеверного страха.

— Не было… — бормотал он словно в гипнотическом трансе. — Недавно…

— Да, заподозрить командира десантников — такое не сразу и в голову может прийти… Нужен был достаточно весомый повод. И повод случился. Я имею в виду слух об отставке Нортона. Размышляя о странном решении командира десантников, вы — уже скорее по инерции — попытались «примерить» памятный вам «ансамбль» ощущений к этому человеку. И вдруг обнаружили, что Нортон, пожалуй, точнее всех остальных «вписывается» в контуры происшествия в кухонном отсеке… Подозрение вас потрясло. Первой вашей мыслью было: явиться ко мне за советом. Вы не сделали этого — вас одолевали вполне понятные сомнения. Но сегодня вам повезло: вы уловили еще одну особенность Нортона, которой был отмечен и ускользнувший от вас диверсант. Не так ли?

— Верно, черт побери!..

На лице Бака отразилась панически напряженная мозговая работа. Я предложил механику высказаться, но он не слушал меня. Он хотел разгадать секрет моего «ясновидения» и спросил для проверки:

— Скажите, какую особенность Нортона я уловил?

— Запах, — ответил я. — Запах одеколона «Антарктида».

— Но ведь я никому… — пролепетал он. Краска бросилась ему в лицо. — Ни единым намеком!..

— Успокойтесь, — сказал я с досадой. — Никто, разумеется, ничего мне об этом не говорил. И я, понятно, не факир-ясновидец. Все значительно проще: исходную информацию вы дали мне сами.

— Насчет моторной памяти и ощущений борьбы — это я понимаю, — упорствовал Бак. — Те двое… Да… Вы, должно быть, заметили, как я обхаживал их, и догадались. Ведь, кроме всего прочего, вы еще и психолог.

— Вот именно.

— По поводу Нортона… Да, здесь тоже логично. А вот насчет запаха!.. Да, я ведь только сегодня и уловил!

— Утром, — добавил я. — Около трех часов назад. Когда столкнулись с Нортоном у входа в кафе.

— И это вы знаете!..

— Почему бы и нет, если я сидел в кафе недалеко от двери и все прекрасно видел. По выражению вашего лица я догадался, что встреча с Нортоном чем-то вас поразила. На мой приветственный кивок вы не ответили, слепо и бестолково прошлись между столами и ушли не позавтракав. Тогда я, конечно, не знал, что вы торопились в отсек гигиены. Вы торопились вспомнить по свежим следам запахи кое-каких парфюмерных изделий. Результаты ваших экспериментов с душистыми аэрозолями я ощутил. И понял, хотя и не сразу, чем это пахнет… Надо ли говорить, насколько хорошо мне известны парфюмерные вкусы ваши и Нортона?

— Теперь не надо, — сдался наконец Бак.

— Не обижайтесь. На психолога не стоит обижаться за то, что он психолог. Открытие сделали вы, я о нем догадался, и только.

— Это открытие нам ничего не дает, — заметил механик.

Я посмотрел на него.

— Ведь дело-то теперь не наше, — пояснил он, опустив глаза. — Я понял так, что по медицинской части у вас к Нортону претензий нет. Психика у него в порядке, и свои поступки он сознает. В общем… вы как хотите, но что до меня, то скажу откровенно: связываться с Нортоном я больше не желаю. Неприлично как-то, знаете ли, затевать драки с членом командного совета корабля. Пусть ломает экраны, если ему это нравится. — Бак махнул рукой и поднялся. — В конце концов лишний десяток экранов можно сменить, а мне мои зубы дороже.

Уходя, Бак осторожно полюбопытствовал, намерен ли я как-то использовать новые обстоятельства, и, когда я ответил, что нет, не намерен, вздохнул с облегчением. Ужасно ему не хотелось расстраивать нашего капитана…

Итак, раскрыв инкогнито «диверсанта», мы словно связали себя по рукам и ногам. Своеобразие личных качеств «экранного злоумышленника», уровень его служебного положения на корабле лишили нас, дилетантов, практически всяких надежд добраться до истины — тут хоть лопни от любопытства, как выразился бы старина Бак. Зачем понадобилось Нортону ломать экраны? Имел ли Нортон отношение к загадочной истории о чужаке? Если да, то какое? Ни на один из этих вопросов я до сих пор не знаю ответа. Я, разумеется, совершенно отчетливо понимаю, что тайное битье экранов не есть экстравагантный каприз или, если хотите, некий ритуал абсурда, однако более правдоподобной версии просто-напросто не имею. Вот, пожалуй, и все, что по этому поводу я могу сообщить…

Раут-холл погрузился в глубокую тишину.

— Конец текста звукозаписи, — произнес Купер, и слушатели, стряхивая с себя оцепенение, зашевелились в креслах.

— Что скажете? — спросил Роган, ни к кому персонально, впрочем, не обращаясь.

Фрэнк отметил в голосе консультанта плохо скрытые нотки сарказма и торжества, подумал: «Профессор, кажется, того… тщеславен».

— Необыкновенно любопытный текст, — сказал Никольский. — Я хотел бы иметь его фонокопию.

— Считайте, что фонокопия у вас в руках, — ответил Гэлбрайт. — Ну что ж, профессор, — сказал он Рогану, — должен вас поздравить. Кое в чем медицина утерла нос нашим парням из отделов Наблюдения Внеземельного сектора. А этот Альберт…

— Альбертас Грижас, — поправил Роган.

— Да, Альбертас Грижас… Отчего мне кажется знакомым это имя?.. Он, что, по-прежнему в составе экипажа «Лунной радуги»?

— Нет, шеф, — ответил Купер. — Я успел связаться с информаторием УОКСа. Альбертас Грижас временно исполняет обязанности медиколога на суперконтейнероносце «Байкал».

— Причины?

— Самые приятные для Грижаса, Гэлбрайт, — вмешался Роган. — Равно как и для его друзей. Участвовать в последнем рейде «Лунной радуги» к Плутону Грижас не мог, поскольку… во-первых, защита докторской диссертации в Москве. Весьма успешная, кстати. Во-вторых, необходимость его присутствия в Вильнюсе в ответственный момент существенного пополнения семейства Грижасов. Инга Грижас готовилась стать матерью очередной четверки близнецов.

— Так вот откуда мне знакомо это имя! — оживился Гэлбрайт. — «Вильнюсский феномен», «Дважды по четыре — сенсация!»

— В самом деле, — смущенно произнес Никольский. — «Прибалтийские витязи-близнецы», «Демографический микровзрыв в Европе». Я как-то упустил из виду…

— Естественно, — заметил Роган. — Факты рождения близнецов не входят в сферу забот Управления космической безопасности.

— Пока, — подал реплику Фрэнк.