Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, на борту «Лунной радуги» мне довелось столкнуться с отдельными островками неодолимых, щекочущих нервы загадок. Экраны, «диверсии». Сам «диверсант». История с чужаком. И вот, наконец, таинственно схожие элементы странного отчуждения двух очень разных людей. Загадки, загадки. Глухая, безответная стена. Иногда я, фигурально выражаясь, поглаживал эту стену, но пробить был не в силах.
Правда, я не удержался от соблазна порасспросить Ингу о прошлом рейде «Лунной радуги» в систему Урана. Как участница предыдущей экспедиции, она должна была знать о Нортоне и Аганне гораздо больше моего. Да, она видела перемены в поведении того и другого, но ничего особенно странного в этом не находила. Трагедия на Обероне тяжело подействовала на обоих. Во время той катастрофы оба потеряли самых близких друзей: Аганн — Элдера, Нортон — Михайлова. Уже не говоря о том, что погибли и другие их товарищи: Накаяма, Асеев, Бакулин, Джанелла. Да, раньше она не замечала за Нортоном теперешней угрюмости, и первый пилот был намного общительнее. Но что поделаешь, такова жизнь. Быть может, в какой-то мере они чувствуют вину перед погибшими. Ведь бывает такое у хороших, честных людей — ложное чувство вины! В той обстановке они сделали все, что могли, и ничего большего сделать было нельзя… Нет, она не знает, почему Нортон подал в отставку именно сейчас. Вероятно, у него были свои счеты с Внеземельем, но теперь, когда Оберон побежден, Нортон решил, что имеет полное право бросить работу в Пространстве совсем. Аганн? Нет, Аганн бросать не собирается. На днях УОКС сообщил, что переводит его капитаном на танкер юпитерианской флотилии. Аганн ответил согласием.
«Ну вот!.. — с некоторым даже умилением подумал я. — Вдобавок еще и личные счеты! С Внеземельем?! Не слишком ли абстрактно? Друг с другом? С какой стати? Если борт нашего корабля и есть арена сведения счетов, то проще предположить, что кто-то сводит „личные счеты“ с экранами бытового яруса. Н-да…»
Ну что ж, мне осталось добавить к своему рассказу два завершающих эпизода…
Во время профилактического медосмотра я попытался завязать беседу с Рэндом Палмером.
— Выглядите вы молодцом, — сказал я. — Все ваши физиологические и психодинамические характеристики в норме. Пожалуй, до конца рейда тревожить вас я больше не буду… Удар был сильный?
— Где? — спросил он.
— Что значит «где»? На Титании, разумеется. Или удары были где-то еще?..
— Нет, — поспешно сказал он.
— Не скрывайте. От меня ничего не надо скрывать. Нет смысла. Ведь все равно вам придется пройти спецкарантинный досмотр в зоне СК-1 на Луне, а там… Ну что мне вам объяснять, вы же не новичок.
— Я понимаю, — сказал Рэнд. — Там тебя все равно вывернут наизнанку, и будет хуже… Нет, в самом деле нет! Только Титания. Что говорить, стукнуло меня изрядно. Выкинуло из кресла вместе с привязными ремнями и оглушило о боковую стенку кабины. Пришел я в себя, а тут и Бугримов подоспел.
— Ощущали последствия?
— Нет. Не до того было… Степченко из-под кормы вытаскивали.
— А позже? Головокружений не было? В глазах не темнело?
— Темнело. Когда узнал, что все из-за меня, еще как потемнело!.. Только это не по медицинской части.
— Да, конечно. Успокойтесь. Вы совершенно не виноваты. Ведь не могли же вы предусмотреть фонтан.
— Верно. Предусмотреть не мог… — Рэнд поднялся. — Мне можно уйти?
— Да, — сказал я не совсем уверенно. Я так и не придумал, в какой бы деликатной форме задать десантнику интересующий меня вопрос…
Уже у двери он, адресуясь, видимо, больше к себе самому, обронил:
— В этом рейде я много чего не мог предусмотреть…
— Чужака, например, — вставил я. Полагаю, с достаточным равнодушием в голосе.
Он замер. Медленно повернулся. Я увидел его лицо и пожалел о сказанном. Упоминание о чужаке для десантника было, по-моему, равносильно удару, который его оглушил на Титании.
— Верно… — пробормотал он, приходя в себя. Помолчал, что-то соображая. — Только вот что… Это не по медицинской части.
— Знаю, — сказал я. — Успокойтесь. Я слишком тщательно обследовал вас, чтобы думать иначе.
— Спасибо. — Рэнд заметно приободрился. — А чужак… Его не было.
— Зачем же вы морочили голову своему командиру?
Рэнд посмотрел на меня.
— Ему заморочишь!.. — проговорил с интонацией, которую я не понял. — Он сам кому угодно… В общем, не было чужака. Обознался я.
— Нелогично.
— Почему нелогично?
— Обознаться можно, лишь принимая чужого за своего. Или одного своего за другого, но опять-таки за своего же.
Рэнд переступил с ноги на ногу. Было видно, что затронутая тема его тяготит. Он мог в любую секунду уйти — я ведь насильно его не удерживал. Однако не уходил. Я давно заметил, что мужчины плохо переносят обвинение в нелогичности. Женщину трудно бывает смутить ссылками на нелогичность. В лучшем случае она пропустит это мимо ушей, в худшем — ответит насмешкой. Мужчина — другое дело, нелогичность очень его стесняет.
— Как хотите, — смущенно проговорил Рэнд, — но я ничего не выдумываю. Все правда.
Я промолчал. Я верил ему, но ничего пока не понимал. Рэнд мялся, переступая с ноги на ногу. По-видимому, хотел задать какой-то вопрос и не решался.
— Хотите о чем-то спросить?
— Да. Скажите… разговор о чужаке вам передал Нортон?
— Нет, — сказал я. — Не Нортон.
— Благодарю вас, — пробормотал Рэнд.
— Не за что. Похоже, вы наводите справки о состоянии моральных качеств своего командира?
— Ничего подобного, — ответил он, пожимая плечами. — Я неплохо знаю своего командира и не имею к нему ни малейших претензий. И потом… мне, вообще говоря, нет до него никакого дела. О Нортоне я спросил по другому поводу.
— Ну разумеется, — сказал я с иронией. — По поводу рыбных запасов Балтийского моря.
— Я понимаю, — сказал он, — со стороны все это выглядит довольно глупо…
— Прежде всего очень путано, а потому не очень красиво.
— Тут как ни поверни — красиво не будет. — Рэнд протяжно вздохнул. — Ведь это касается не только меня лично. Не могу же я… Ну, в общем, у нас так не принято, вы уж меня простите. Одно могу сказать откровенно, это сначала я думал, что чужак был.
— А теперь?
— Теперь думаю: чужака не было.
«Что за черт!» — подумал я. В эту минуту я ощутил себя в положении растяпы-шахматиста, который, разбирая шахматный этюд, вдруг обнаружил, что все четыре слона стоят на одной линии белого поля.
Десантник вежливо попрощался и вышел. Я его не удерживал. В голове у меня царил хаос.