Полисмен нерешительно посмотрел на Файндейла, на валяющийся стул, на меня — я спокойно продолжал курить — и наконец решил, что, пожалуй, можно снова оставить нас наедине. Дверь за ним бесшумно закрылась.

— По-моему, Вик подложил тебе свинью, — сказал я. Файндейл остановился у меня за спиной. Мне стало сильно не по себе. Я еще раз затянулся и заставил себя не оборачиваться.

— Втянул тебя в неприятности, а потом бросил.

— Это ты меня втянул в неприятности! — глухо прорычал Файндейл.

Я знал, что мое напряжение может передаться ему и завести его еще больше, но для того, чтобы расслабиться, когда он стоял у меня за спиной, потребовалось немалое усилие воли. Я старался говорить медленно, задумчиво, убедительно, но во рту у меня было сухо, как в пустыне Невада.

— Вик начал все это, — говорил я. — Вик и ты. Теперь Вик работает с Ронни Нортом. Мы с тобой оба пострадали из-за Вика...

Файндейл внезапно снова появился в моем поле зрения. В электрическом свете его огненно-рыжие волосы казались совершенно апельсиновыми. Его глаза то вспыхивали маниакальным огнем, когда в них отражался свет лампы, то прятались в тени, когда Файндейл опускал голову. Мне снова вспомнилось, как Софи сравнила его с кипящим котлом. Похоже, сейчас он был ближе к взрыву, чем когда бы то ни было.

— Сигарету хочешь? — предложил я.

— Чтоб ты сдох!

Нет, сейчас, когда я мог его видеть, мне было куда спокойнее.

— Что ты сказал полицейским? — спросил я.

— Ни черта я им не сказал!

— Они тебя уже допрашивали?

— Нет.

— Хорошо, — сказал я. — Это сильно упрощает дело.

— Что ты имеешь в виду, черт побери? Каждое его движение выдавало владевшее им напряжение и агрессивность. Мышцы Файндейла подергивались, словно через него пропускали электрические разряды.

— Что тебя злит больше всего? — спросил я.

— Больше всего? — заорал Файндейл. — Больше всего меня злит, бля, что ты жив и здоров, как огурчик!

Я хотел убить тебя! Убить!!!

Он остановился, словно не в силах выразить то, что имел в виду. Но я его прекрасно понял. В своем стремлении отомстить мне он дошел до того, что утратил способность рассуждать разумно. Он видел только, что я сижу перед ним живой и здоровый, а значит, все было впустую. Видимо, ему было отчаянно необходимо убедиться, что его поступок не был абсолютно безуспешным. Я снял куртку и объяснил насчет бандажа и пряжки, которая спасла мне жизнь. Расстегнул рубашку, показал пластырь, объяснил, что там под ним.

— Болит, зараза! — честно признался я. Файндейл прекратил метаться взад-вперед и заглянул мне в глаза.

— Болит?

— Да.

Он потрогал мой бок. Я поморщился.

Он отступил назад, подобрал стул, который швырнул об стенку, поставил его у другого конца стола и уселся напротив меня. Потянулся за сигаретами и зажигалкой, которые я оставил на столе, и закурил. Руки у него все еще тряслись от напряжения.

Я оставил рубашку расстегнутой и навыпуск. Файндейл курил, судорожно затягиваясь, то и дело поглядывая на полоску пластыря и снова отводя глаза. Похоже, это удовлетворило его. Вернуло ему уверенность в себе.

Утешило. Файндейл выкурил всю сигарету молча, но дергаться постепенно перестал, и, когда бросил окурок на пол и раздавил его ногой, он выглядел куда более нормальным.

— Я хочу заключить с тобой сделку, — сказал я.

— Какую?

— Я скажу, что на вилы я напоролся случайно.

— Черт побери, ты же прекрасно знаешь, что это не так!

— Я знаю. И ты знаешь. И полиция знает. Но свидетелей-то не было... Если я поклянусь, что это вышло случайно, тебе не смогут даже предъявить обвинение в преднамеренном убийстве, не то что осудить.

Файндейл поразмыслил. Лицо его по-прежнему подергивалось, кожа туго обтягивала скулы...

— Ты ведь на самом деле не хочешь получить срок? — спросил я.

— Не хочу.

— Предположим, нам удастся отвести все обвинения. Нападение, мошенничество и все остальное...

— Не выйдет.

— Избавить тебя от тюрьмы удастся наверняка. Длинная пауза. Наконец Файндейл сказал:

— Сделка... Это значит, что ты хочешь чего-то взамен.

— Угу.

— И чего же?

Я облизнул губы и ответил не сразу.

— Я хочу... — медленно начал я, — я хочу, чтобы ты рассказал, каким образом вы с Виком пытались заставить меня присоединиться к вашей шайке.

— И все? — удивился он.

— Для начала все.

— Но ты же сам все знаешь. Вик тебе говорил...

— Я не знаю, что он говорил тебе. Файндейл недоумевающе пожал плечами.

— Он просто говорил, что, если ты не присоединишься к нам, мы тебя сломаем.

— Послушай, — сказал я, — цена твоей свободы — каждое слово, каждый обрывок разговора, который ты сможешь вспомнить. Особенно — любые сведения о союзнике Вика, который устроил поджог моей конюшни.

— Я же тебе говорил, что не знаю!

— Если хочешь выйти отсюда, постарайся вспомнить как можно больше.

Файндейл уставился прямо перед собой. Я видел, что он постепенно осознает значимость моего предложения. Он обвел взглядом голые стены тесной комнатенки, и его передернуло. Последние остатки безумной, убийственной ярости испарились. Файндейл как-то усох и уже больше не выглядел опасным.

— Ладно, — сказал он. — По-моему, я Вику ничем не обязан. Не хочу я садиться в тюрягу только затем, чтобы спасти его паршивую шкуру. Я тебе расскажу все, что могу.

Он выкурил еще три сигареты, то и дело умолкал, но тем не менее рассказал все, что знал.

— Началось это, наверно, месяца полтора назад. В смысле, незадолго до этого Вик что-то говорил насчет того, что ты — самый опасный для нас противник, потому что ты неплохой барышник, и при этом чертовски честен, и что ты можешь перебить у него кое-какие дела, которые он намеревался прибрать к рукам.

— Места всем хватит, — проворчал я.

— Видать, Вик считал иначе. Во всяком случае, месяца полтора назад он сказал, что пора тебя приструнить. — Он на некоторое время призадумался, глубоко затянулся. — Видишь ли, мы с Виком и еще кое-кто разработали эту штуку...

— Систему взяток, — подсказал я.

— Ага. Я знаю, такие чистюли, как ты, смотрят на это свысока, но в этом нет ничего противозаконного, и многие люди получают на этом неплохие барыши...

— Некоторые люди.

— Ну да, за все платит клиент, да? Ну и что? Вик всегда говорит, что устроителям аукционов тоже выгоднее, чтобы товар шел подороже, потому что тогда комиссионные выше, и они тоже стараются вздуть цены, ну и что с того?