Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А бог его знает! Не то чтобы у него действительно стало туго с деньгами, но вроде бы у него действительно провалилась пара крупных сделок, и это его ужасно выбило из колеи. — Он искоса глянул на меня и усмехнулся. — Впрочем, похоже, моя новая мачеха без труда может помочь нам поддерживать прежний образ жизни.
— А почему бы тебе не сделаться профессионалом? — спросил я с легким упреком. — Ты достаточно хорош для этого.
Похоже, я задел больное место. Николь сердито ответил:
— Ты что, хочешь сказать, что я сам должен зарабатывать себе на жизнь?
— Вообще-то это не мое дело...
— Ну и молчи себе в тряпочку. Он резко оторвался от ограды и отошел. Я не смотрел ему вслед. Через минуту он вернулся.
— Пропади ты пропадом!
— Постараюсь.
— Жаль, что кое-что совсем не тонет... Его плечи под дубленкой ссутулились.
— Профессиональным жокеям не разрешается держать своих лошадей.
— А почему их не может держать твой отец?
— Заткнись, а? — попросил Николь. — Заткнись, пожалуйста!
Я заткнулся.
* * *
Мы столкнулись с Виком лицом к лицу чисто случайно. Он выходил из здания аукциона, а я входил. На его лице отражалось легкое торжество.
— Ну и чего ты добился? — осведомился он.
— Ты нашел, куда пристроить Файндейла? Вик поджал губы.
— Я ни в чем признаваться не собираюсь!
— Очень разумно с твоей стороны.
Он метнул в меня яростный взгляд и ушел. На этот раз он уже не говорил о том, что я должен держаться вместе со всеми, а иначе... Быть может, потому, что теперь, когда Файндейл вышел из игры, коалиция распалась. Быть может, кампания отложена до лучших времен. Но, судя по его тону и поведению, война не кончилась.
Теперь, когда моим клиентом сделался сам Уилтон Янг, мой бизнес заметно оживился. За эту пятницу я получил столько же запросов и поручений, сколько за весь прошлый месяц, в основном от тренеров с севера страны, которым такие же акулы бизнеса, как Уилтон Янг, поручили приобрести для них лошадей.
Как выразился один тренер, на лошадях которого я когда-то ездил:
— В лошадях они ни хрена не смыслят, просто денежки им руки жгут. Все, чего они хотят, — это быть уверенными, что им продали самое-самое. Что их не провели и не обули. Так что просто купи мне десять хороших двухлеток, и дело с концом.
Вик с Файндейлом, разумеется, обратили внимание на поток клиентов и на то, как распух от заказов мой блокнот. Надо было быть слепыми, чтобы этого не заметить. И, разумеется, их обоих это не порадовало. Вик покраснел, Файндейл побелел, и оба они на некоторое время утратили способность вести нормальную светскую беседу.
В конце концов это начало меня тревожить. Конечно, очень приятно похвастаться перед врагами своим успехом, но, если успех может породить зависть и недоброжелательность даже в друзьях, во врагах он раздует ненависть круче Гималаев. Несколько моих новых клиентов перешли ко мне от Файндейла, а один или двое — от Вика, так что можно было считать, что я отомщен. Но месть приносит кислые плоды.
Отношения между Виком и Файндейлом были не лучше. Вик, укрывшийся под надежной защитой Константина, отрекся от своего бывшего помощника и теперь заявлял, что, если бы он знал, что задумал Файндейл, он бы, разумеется, нипочем не стал иметь с ним дела. Антонии Хантеркум и владельцу жеребенка от Транспортера, наверно, было бы очень интересно это услышать.
Возможно, то, что у Файндейла оказалось два врага вместо одного, ввело его в состояние ступора. Он бродил повсюду в каком-то трансе, совершенно ошарашенный, точно предательство Вика застало его врасплох. «Чему он удивляется? — думал я. — Вик всегда умел легко врать. И всегда этим пользовался. И всегда обладал даром хорошего лжеца: люди ему верили».
В субботу Речной Бог выиграл скачку для новичков, опередив своего соперника на голову исключительно благодаря искусству Николя. Я смотрел на торжествующую группку в паддоке и обратил внимание, что Вик тоже был там, лучась благожелательностью в адрес Николя и держась с Константином на короткой ноге. Его широкое мальчишеское лицо вновь приобрело нормальный цвет и выражение, и держался он так же легко и уверенно, как всегда. Керри Сэндерс похлопывала его по руке, и очки Константина в темной оправе то и дело поворачивались в его сторону.
«Как это мило! — подумал я без тени сочувствия. — Нет, Вику Винсенту все как с гуся вода».
Я по привычке отправился смотреть следующую скачку с жокейской трибуны, и Николь догнал меня на лестнице.
— Молодец, — сказал я ему.
— Спасибо.
Лошади вышли на дорожку и выстраивались перед трибунами. Восемь не то девять участников. На некоторых я когда-то ездил. Я снова ощутил приступ ностальгии... Наверно, это будет продолжаться до тех пор, пока не придет совершенно новое поколение лошадей. Пока мои прежние партнеры участвуют в скачках, мне будет хотеться ездить на них самому.
— Тебя и сейчас тянет снова оказаться в седле! — с удивлением сказал Николь, который только сейчас это понял.
Я мысленно встряхнулся. Что толку оглядываться назад?
— С этим покончено, — сказал я.
— Не будет больше жутких падений. Орущей толпы. Кровожадных тренеров, которые сообщают тебе, что ты никудышный жокей, и нанимают другого...
— Это верно.
— Такого и врагу не пожелаешь! — усмехнулся Николь.
Участники построились, лента упала, скачка началась. Это все были опытные прыгуны, ловкие и резвые. Они брали низкие препятствия на всем скаку. Несмотря на то что теперь мне чаще приходилось иметь дело с молодыми лошадьми, предназначенными для гладких скачек, мне все равно больше нравились скачки с препятствиями.
— Если я скажу отцу, что собираюсь стать профессионалом, его удар хватит.
— Особенно если ты упомянешь в связи с этим меня.
— О господи! Да.
Участники ушли в дальний конец ипподрома, и мы поднесли к глазам бинокли.
— У Вика что-то морда радостная, — сказал я.
Николь фыркнул.
— Папа после Рождества посылает его в Штаты. Он хочет купить для Керри какого-то жеребчика по имени Феникс Фледжлинг.
— На ее деньги?
— Почему?
— Он же вчера говорил, что решил экономить. Что, у него вдруг появилась лишняя сотня тысяч?
— Что, так много? — удивился Николь.
— Может, и больше.
— А папа об этом знает? — с сомнением спросил Николь.
— Вик точно знает. Николь покачал головой.
— Я не знаю, что они задумали. Они теперь снова закадычные друзья.