– Макар, а дома ли Василий Иванович?

– Так второй день уж нету барина-то… Кабы чего не случилось, думаю…

Не дослушав, Анастасия Николаевна резко развернулась и направилась к выходу.

– Э-э-э… барыня, – протянул дворецкий ей вслед, – а будут ли какие приказания?

Хозяйка, не оглядываясь, небрежно бросила:

– Я – в жандармский участок. За порядком следи!

– Господи, – перекрестился Макар. – К жандармам! В участок! Неужто с барином и вправду беда какая приключилася?..

По дороге на Воздвиженку Анастасия Николаевна попыталась представить, как пойдёт её разговор с жандармом. Воображение нарисовало страшную картину: она сидит перед здоровенным мордастым жандармом, тот курит сигару, нагло попыхивая ей прямо в лицо, и, совершенно не обращая внимания на её горе, продолжает беспристрастно задавать всякие каверзные вопросы. Прежняя решительность неожиданно покинула купчиху.

Экипаж остановился около Крестовоздвиженской церкви. Анастасия Николаевна вышла и перекрестилась:

– Помоги мне, Господи… Направь и укрепи…

Она перешла улицу и оказалась прямо перед жандармским участком – тем самым, который возглавлял полковник Павел Христофорович Эйлер.

Женщина в полном смятении вошла в здание и, едва не теряя сознание от страха, обратилась к дежурному уряднику:

– Простите, сударь…

– Чем могу помочь, сударыня? – вежливо откликнулся молодой жандарм.

– Ох… – Анастасия всхлипнула, на глаза её невольно накатились слёзы. – Мой муж… пропал…

– Позвольте полюбопытствовать, сударыня, а кто ваш муж?

– Купец второй гильдии Глызин Василий Иванович… Вот уже два дня как пропал…

Молодой жандарм приосанился:

– Вам следует обратиться к чиновнику по следственным делам Полянскому Алексею Фёдоровичу. Прямо по коридору, затем направо, третий кабинет по ходу движения – его.

– Благодарю вас…

Анастасия шла по длинному коридору, мысленно повторяя: «Прямо, направо, третий кабинет по ходу…» и, наконец увидела перед собой дверь с небольшой табличкой, на которой значилось: «Полянский Алексей Фёдорович, следственный отдел».

Дрожащей рукой Анастасия Николаевна постучала.

– Прошу, входите! – услышала она приятный мужской голос и, несколько приободрившись, вошла в кабинет.

– Добрый день, сударыня. Присаживайтесь. – Полянский указал женщине на стул для посетителей.

Купчиха осмотрелась: кабинет был небольшим, вмещал лишь письменный стол чиновника, три стула, шкаф, заставленный толстыми папками, да крохотный столик в углу, за которым расположился писарь.

– Я… я… – робко начала госпожа Глызина, присев на предложенный стул.

Полянский, бросив беглый взгляд на посетительницу, сразу определил в ней женщину уважаемую и с достатком.

– Говорите, сударыня, не волнуйтесь. Смею предположить, вас сюда привело некое серьёзное обстоятельство?

– Да, да… Вы совершенно правы, Алексей Фёдорович… Простите, я не представилась: Анастасия Николаевна Глызина… Дело в том, сударь, что мой муж, Василий Иванович Глызин, последние два дня не появлялся ни дома, ни в своей конторе… Поверьте, я очень волнуюсь… Просто места себе не нахожу…

– Так, так… – неопределённо протянул Полянский. – Простите, сударыня, я так полагаю, ваш муж имеет собственное дело?

– Да, торговое. Его контора располагается в Спасоналивковском переулке.

– Анастасия Николаевна, а мог ваш муж просто уехать по делам и не успеть предупредить вас об этом? – высказал предположение чиновник.

– Что вы, сударь?! Это невозможно! Даже если бы муж ничего не сказал мне, то уж с братом-то поделился бы наверняка. У них ведь общее дело, – пояснила госпожа Глызина.

– Тогда, прошу покорно извинить, вынужден задать вам крайне неприятный и щепетильный вопрос…

Анастасия Николаевна подняла заплаканные глаза, взмахнула ресницами и тяжело вздохнула:

– Я понимаю, о чём вы хотите спросить… Есть ли у моего мужа любовница?

– Ещё раз простите, сударыня, но я должен соблюсти все формальности…

– Да, да, конечно… Так вот, я думаю, что любовница у Василия есть. Но кто эта женщина, не знаю. Дело в том, что мой муж всегда любил женщин, я к этому привыкла… Однако он никогда не пропадал из дому на несколько дней подряд!

Полянский замялся: повода для расследования он не видел, скорее всего, купец где-то загулял. Но как объяснить это и без того расстроенной госпоже Глызиной?

Алексей Фёдорович откашлялся:

– Сударыня, вынужден огорчить вас, но в отсутствии вашего супруга я не вижу ничего криминального. Как это ни прискорбно, но, думаю, он просто где-то приятно проводит время.

Анастасия Николаевна округлила глаза:

– Боже мой! Что вы такое говорите? Да как вы можете?!

– Я понимаю, что сие звучит жестоко, но, увы, такова жизнь. К сожалению, в моей практике было много подобных случаев, – пояснил Полянский извиняющимся тоном.

– Ах… – женщина снова заплакала. – Но я отчего-то уверена, что с мужем приключилась беда! Эта статья про бриллиант маркизы Помпадур наделала вокруг его имени столько шума! Около нашего дома до сих пор отираются журналисты, воры и мошенники… Поэтому когда Василий пропал, я решила, что… – новый поток слёз помешал ей закончить фразу.

Однако Полянский уже насторожился. Он налил из графина воды и подал гранёный стакан посетительнице:

– Выпейте, вам надо успокоиться…

Купчиха приняла стакан дрожащей рукой и выпила всю воду.

– Вот и хорошо… А теперь, Анастасия Николаевна, прошу вас рассказать про бриллиант подробнее, – как можно мягче сказал Полянский.

Слегка успокоившись, женщина поведала господину следователю и о появлении сего злополучного бриллианта в их семействе, и о статье в бульварной газетёнке, и о последовавших в связи с её публикацией событиях.

Полянский слушал внимательно: он уже нутром чувствовал, что дело предстоит распутывать непростое.

– Вы сказали, что Василий Иванович вёл совместное дело с родным братом. Расскажите о Глызине-младшем подробнее.

Анастасия несколько смутилась, что не ускользнуло от зоркого Полянского.

– Илья Иванович ненамного моложе моего мужа. Вот уже почти десять лет они вместе занимаются коммерцией…

– Так, так… А не возникало ли между братьями трений? – Полянский решил сразу же «взять быка за рога».

– Но, сударь, я, право, не знаю. Я никогда не вникала в их дела…

Алексей Фёдорович понял: госпожа Глызина что-то знает, но говорить не хочет. «Или боится?»