– С тобой невозможно разговаривать. – Виола накручивала на палец прядь густо крашенных хной волос (неприятная привычка, о которой он успел забыть).

Позвонив Санни, Виола потребовала, чтобы он «выделил время для ухода за дедом». При одной мысли о Санни ее охватывала паника. Он уже совершил вялую попытку самоубийства. Но оказался слишком апатичным даже для того, чтобы себя убить. Или нет? А вдруг он попробует заново? Паника все сильнее сжимала ей сердце. До обморока. Санни она упустила и не представляла, как быть дальше.

От постоянного страха она сделалась бесчувственной.

– Тебе все равно некуда себя девать, – добавила она.

Но Санни был даже рад немного пожить в доме дедушки Теда. Только в этом месте ему и было хорошо.

Тедди спал на софе в гостиной, чтобы не подниматься по лестнице. Санни занял уютную спальню на втором этаже, которая в свое время послужила его матери, а потом Берти – на протяжении того года, когда она здесь жила. Естественно, Санни тоже ночевал в той спальне, но подолгу оставаться в этом доме не имел возможности: летом его силком тащили в Джордан-Мэнор. Он не знал, сколько еще выдержит.

Ему всегда нравилась эта комнатка в задней части дома. Здесь когда-то спала его сестра. По ночам он улучал момент, чтобы забежать к Берти. По большому счету сестра спасала его своим теплом и светом, но теперь она была далеко. В Оксфорде, в другом мире.

– Вот на кого мы возлагаем надежды! – говорила Виола подругам, тыча пальцем в Берти. Как будто видела в этом юмор.

В их обществе женщины считались «высшей кастой» («рыба на велосипеде» и всякая такая чушь). И Санни, по контрасту, был тому живым подтверждением.

Что ни вечер, когда Тедди уже отходил ко сну, сверху, из спальни внука, приплывал запах жженых тряпок. Марихуана, понимал Тедди, хотя мало в этом смыслил.

После того как Виола перебралась в Уитби, Санни остался в Лидсе. Сейчас он вместе с компанией одногодков, слишком зацикленных на себе, чтобы считаться друзьями, снимал запущенную, никем не контролируемую квартиру.

В колледже он недоучился («Теория коммуникации»: «Надо же, какая ирония судьбы», – говорила Виола) и теперь, похоже, слонялся без дела. Парень весь состоял из острых углов. У него, судя по всему, не было никаких навыков коммуникации, необходимых для решения самых простых, повседневных вопросов.

– На гитаре играю в одной команде! – прокричал он из кухни, разогревая прямо в жестянке консервированную фасоль на ужин себе и деду.

– Молодцом! – прокричал ему в ответ из гостиной Тедди; он мог бы поручиться, что фасоль пригорает.

Консервированная фасоль и макароны-«колечки» нередко служили им основным блюдом. И еще рыба с жареной картошкой. Делая над собой усилие, Санни тащился за этой едой в ближайший рыбный магазин. Но обычно он заказывал ужины в едальнях, разбросанных по всему городу, а точнее – по всему миру: в индийских, в китайских. С аппетитом поглощал пиццу. Тедди по неведению предположил, что их подкармливает Женская королевская добровольческая служба.

– Чего? – переспросил Санни.

– Шутка, – ответил Тедди.

Это чревоугодие обходилось ему недешево. («Голь на выдумки хитра», – звучал у него в мозгу материнский голос.) Парень совершенно не умел готовить. Из Виолы тоже стряпуха была никакая – только и умела соорудить густое варево из бурого риса и бобов. Обоих детей Виола воспитала вегетарианцами; Берти до сих пор придерживалась ее заповедей, а Санни мог сжевать все, что подвернется. Тедди решил, что научит его, если позволит здоровье, готовить какие-нибудь несложные блюда: чечевичную похлебку, жаркое, пропитанный мадерой кекс. Мальчишку нужно было просто направить в нужную сторону.

У Санни, как выяснилось, были временные водительские права. Тедди с трудом удержался, чтобы не выразить своего удивления: Виола постоянно твердила, что Санни лишен всяких способностей и устремлений.

– Что ж, – сказал ему Тедди, – моя машина в гараже скоро засахарится, давай-ка прокатимся. Только нужно сперва отыскать предупредительные знаки Виолы.

Виола всегда сопротивлялась обучению.

– Ты серьезно? – усомнился Санни. – Мама меня за руль не пускает. Говорит, что намерена умереть от старости.

Тедди не предполагал, что залезть на пассажирское сиденье – это примерно то же самое, что отправиться в ночной вылет над позициями врага, твердо вознамерившегося лишить тебя жизни, а потому сказал:

– Без практики водить не научишься, так что собирайся, поехали.

Кто-то же должен поверить в этого мальчишку, подумал Тедди. Они запихнули в багажник кресло-каталку, предоставленное на первое время Государственной службой здравоохранения, и отправились в поездку.

Конечным пунктом выбрали полюбившийся Тедди городок Харрогейт. Раньше – и до, и после войны – он наведывался туда довольно часто. Нашли стоянку в центре, припарковались, хотя и не сразу: Санни, похоже, не видел разницы между «вправо» и «влево», «вперед» и «назад». Впрочем, водил он неплохо: поначалу медленно, неуверенно, но вскоре осмелел, поняв, что дед, в отличие от Виолы, не будет орать на него за каждый промах.

– В этом деле главное – практика, – приободрил его Тедди.

Они прекрасно пообедали в ресторанчике «Беттиз», а потом направились в Вэлли-Гарденз. Тут и там из влажной земли проклевывались первые обнадеживающие ростки весны. Санни слишком резко толкал перед собой кресло-каталку, и у Тедди даже возникло желание поменяться с внуком местами, чтобы тот на своей заднице прочувствовал, до чего некомфортно подскакивать на кочках и ухабах, но в общем и целом прогулка доставляла ему большое удовольствие.

– Знаешь, что мне хотелось бы осмотреть до отъезда? – сказал он после (весьма крутого) разворота к центру города.

– Кладбище? – переспросил Санни.

Парень, как выяснилось, на кладбищах не бывал ни разу в жизни. На похороны отца он не пошел, а больше никто из близких пока не умер.

– Стоунфолл, – уточнил Тедди. – Находится в ведении Государственного комитета по воинским захоронениям. Там лежат в основном канадцы. Есть и австрияки, и новозеландцы, американцев тоже можно найти, равно как и бриттов.

– А, – сказал Санни.

Мало что могло его заинтересовать.

Территория мертвых. Ровные шеренги белых надгробных плит как жесткие подушки на зеленых постелях. Экипажи похоронены рядом: вместе были в этой жизни, вместе останутся и в следующей. Летчики, механики, штурманы, бортрадисты, стрелки, бомбардиры. Возраст: двадцать, двадцать один, девятнадцать… Ровесники Санни. Тедди знавал одного парня, который виртуозно подделал документы и к восемнадцати годам стал классным пилотом «галифакса». Погиб, не дожив до девятнадцати.

Смог бы Санни пройти этот путь? Путь любого из них? Слава богу, сейчас нужды в этом не было.

– Мальчишки, да и только, – сказал Тедди внуку.