Эскапада Неверфелл не осталась незамеченной. Пара глаз скользнула по ней с напускным равнодушием, но, когда она скрылась из виду, обладатель этих глаз немедленно последовал за ней.

За пределами квартала дегустаторов дворец напоминал дивный сон, и Неверфелл озиралась вокруг с бесстрашием, допустимым, только когда ты спишь. Она прошла по коридору, обитому бархатом цвета полночного неба и украшенному звездами жемчугов, чтобы оказаться в широком туннеле с сумеречно-сиреневыми стенами. Он привел ее в анфиладу комнат, где потолки были испещрены предрассветными проблесками розового и золотого. За ней открывался внутренний дворик, где на позолоте, кварце и крошечных хрустальных зеркалах играл свет сотни фонариков в виде маленьких солнц. Великий дворецкий есть солнце, словно говорило это убранство. И по мере того, как ты приближаешься к сердцу его владений, оно светит все ярче.

Неверфелл едва ступила на плиты внутреннего дворика, когда на плечо ей прыгнул кто-то пушистый и длинный хвост решительно, но мягко обвил ее шею. Неверфелл пискнула от неожиданности и, повернув голову, буквально нос к носу столкнулась с приплюснутой розовой мордочкой в ореоле белого меха.

– Обезьяна! – вскрикнула она с радостным изумлением. – Настоящая обезьяна!

Животное было не крупнее кошки и разгуливало по дворцу в расшитой блестками синей жилетке и черном бархатном берете с голубым пером. Неверфелл сразу влюбилась в его чуткие цепкие пальцы и скорбную складку между белесых бровей. И когда зверек снял берет и вывернул губы в бесстрашной широкой ухмылке, она не выдержала и расхохоталась.

– Ты напугала меня! Ой, нет, спасибо! – Неверфелл прикрыла рот рукой, чтобы помешать обезьянке накормить ее воздушной меренгой. – Прости, мне нельзя принимать угощение от незнакомцев. Откуда ты взялась?

Неверфелл заозиралась, но хозяина обезьянки не увидела. А зверек воспользовался тем, что она отвлеклась, и решил перебраться ей на голову.

– Прекрати! – засмеялась Неверфелл, пушистый мех щекотал нос. – Я на секретном задании, на меня и так все пялятся, а тут еще ты мне в ухо меренгу засовываешь… Ай!

Обезьяна спрыгнула на пол и шустро ускакала в полумрак коридора. В кулаке она сжимала несколько рыжих волосков – видимо, взяла в качестве сувенира.

– Ну и ладно! – крикнула ей вслед Неверфелл, с досадой потирая макушку. – Попроси еще покатать тебя на плечах!

Обезьяна не ответила – что было неудивительно, – и Неверфелл поспешила убраться подальше, пока ка-кой-нибудь другой зверь не запрыгнул ей на голову, чтобы вырвать клок волос.

Оставив квартал дегустаторов, Неверфелл очутилась в мире высоких, поражающих своим великолепием людей. Мимо нее, подметая пол шлейфами из узорчатой ткани, проплывали знатные дамы в мехах. Неверфелл едва не столкнулась с парой Картографов – те вприпрыжку неслись по коридору, размахивая странными проволочными конструкциями. Уши и рты у них были заткнуты, так что общались они исключительно жестами. Некоторые господа и дамы были окутаны облаком Духов, и при встрече с ними Неверфелл всякий раз старательно зажимала нос. Одну ослепительную даму сопровождал тихий гул, Неверфелл никак не могла взять в толк, откуда он доносится. Но, приглядевшись, увидела, что в черную с золотом сетку на волосах дамы вплетены живые осы, которым удалили жала.

Обезьяна, вскочившая Неверфелл на плечи, оказалась далеко не последней. Неверфелл то и дело натыкалась взглядом на зверьков в ливреях домашних слуг. Когда мимо нее вразвалочку прошла мартышка с серебряным подносом, Неверфелл вспомнила, что рассказывала Зуэль. Придворным запрещается брать с собой во дворец свиту, ведь под видом слуг они могут привести убийц или солдат. Так что приходится прибегать к помощи дрессированных обезьян.

Неверфелл не была слепой и прекрасно видела, что чужие взгляды липнут к ней, как к нитям паутины. Нет, в открытую никто на нее не таращился: придворные с показным безразличием проходили мимо, но затем звук шагов и шелест ткани стихали, и Неверфелл ощущала покалывание в затылке, словно кто-то внимательно смотрит ей вслед. Она слышала шуршание пышных воротников, когда знатные господа сближали головы и принимались шептаться, и потихоньку начинала тосковать по своей маске. Тем не менее она продолжала вглядываться в лица всех тех, с кем сталкивалась в дворцовых залах и коридорах.

Неверфелл не сомневалась, что рано или поздно ей попадется Лицо, от которого ее сердце запнется и забьется чаще, как забилось от усталой улыбки мадам Аппелин. Любой придворный, пользующийся Трагическим набором, мог оказаться клиентом создательницы Лиц, а значит, знал, где ее найти.

Предполагалось, что следить за Неверфелл будет несложно. Она не пыталась затеряться в толпе, выделялась на фоне придворных, без конца оглядывалась по сторонам, бесхитростно любуясь красотами дворца, и тот, кто не отставал от нее ни на шаг, мог прочесть на лице девочки все ее мысли и намерения.

Впрочем, вскоре преследователь выяснил, что последнее обстоятельство ничуть не облегчало его задачу, ведь выражение лица у Неверфелл менялось, как картинки в калейдоскопе, и было невозможно предугадать, что же она сделает в следующий миг.

Будь Неверфелл книгой, ее строки плясали бы на странице, заставляя неподготовленного читателя хвататься за голову: «Интересно, куда ведет этот коридор… Так, я не должна забывать о том, что мне грозит опасность… Ух ты, лама, настоящая лама! Какие у нее интересные колени, надо посмотреть поближе… Ой, не очень-то она дружелюбная, лучше буду держаться от нее подальше. Все на меня смотрят, наверное, надо поговорить вон с той худой женщиной с бородавками на… Погодите-ка, это финики на столе? Обожаю финики. Но мне их есть нельзя. Лучше я заберусь на балкон».

Ее беспорядочные метания сводили с ума. Порой она сворачивала в безлюдные коридоры, где никто не услышал бы ее криков, только для того, чтобы секунду спустя нырнуть в самую гущу толпы. Но преследователь шел за ней по пятам и держался настороже; опыт подсказывал ему, что возможности подворачиваются в самый неподходящий момент, а терпение обычно вознаграждается.

За очередным поворотом глазам Неверфелл открылся внутренний двор, на первый взгляд заполненный великанами. Гигантские фигуры стояли на одинаковом расстоянии друг от друга, склонив головы и взвалив на плечи тяжесть потолка. Неверфелл быстро сообразила, что перед ней богато украшенные колонны; неведомый резчик придал лицам статуй такие выражения, что казалось, будто они и в самом деле напрягают все силы, удерживая каменную толщу.

Между гигантами степенно расхаживали обычные люди, они любовались приставленными к стене холстами, слушали музыкантов, играющих в глубине двора, внимали поэтам, декламирующим свои произведения. Неверфелл не знала, что ноги принесли ее в ту часть дворца, где художники и исполнители всех мастей собирались, дабы продемонстрировать таланты и найти могущественных покровителей.

Неверфелл вбежала во двор, и к ней тут же устремились десятки взглядов. Она остановилась перед знатной дамой в серебряных одеждах, и ее спутники схватились за мечи.