Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты можешь ерзать у входа сколько влезет, но я тебя на порог не пущу!
— За меня не волнуйся, я теперь обладатель горы сокровищ!
Когда Кларисса Лостанж опустила руку в китайскую вазу и нащупала там пустоту, Эзеб Турвиль уже был в пути. Доехав до улицы Фобур-Сент-Антуан, он решил дойти до улицы Алигр пешком. Если, как он предполагал, старьевщик откроет лавку только после полудня, он поболтается по крытому рынку Бово. Спешить нет смысла, надо как-то провести время до полуночи.
Он прошел прачечную. Натолкнулся на надпись: «Проезд закрыт», поскольку там вели ремонт дороги. Странный и эксцентричный народ появился на мостовых и заполнил путь, закрытый для транспорта. Это была возможность, которую никогда не упускали уличные торговцы. Мелкие разносчики выставили прилавки, перед которыми роилась всякая голытьба. Эзеб, активно работая локтями, оказался перед торговцем, который расхваливал преимущества народной медицины.
— Мадам и мсье, зачем тратить ваши денежки у доктора или аптекаря? Я не собираюсь потчевать вас россказнями, нет, я обращаюсь к умным, образованным людям и говорю им: если вы страдаете от ревматизма, от болей в суставах, от проблем с желудком, если вы ушиблись и покрыты синяками? Попробуйте полечить ваши болячки моим чудодейственным снадобьем. Подходите, смотрите, за это я денег не беру! Вот очень мощное лекарство, тамус обыкновенный из Альп. Я — единственный в Париже владелец рассады этого необыкновенного растения!
Тут сосед справа заорал:
— А что это у вас зубы такие гнилые, может, у вас кариес или зубная невралгия?
Знахарь испепелил его взглядом. Эзеб Турвиль пробрался в первый ряд, не замечая, что какой-то человек следует за ним по пятам.
— Мой товар — не ловушка для простофиль, он действительно обладает даром исцеления. Два су пакет.
Эзеба Турвиля замутило, он (а незнакомец все следовал за ним по пятам) направился к кружку, образованному вокруг человека, сидящего на соломенном стуле, с повязкой на глазах. Рядом со стулом стоял человек в цилиндре.
— Подходите спросить ясновидящего о будущем, он может предсказать все о ваших делах. Готовьте четыре су, сдачи у нас нет. Давайте вы, мсье.
Эзеб Турвиль, на которого указывал спутник ясновидца, не смог устоять перед искушением. Смущенно улыбаясь, он сел возле ясновидящего. Тот прогнусавил:
— У вас благородный дух и чистое сердце. Вас изводят завистники, но вы сумеете справиться с их происками. Вскоре вам предстоит путешествие, которое будет следствием полученного вами письма.
Эзеба воодушевили эти оптимистические предсказания, и он протянул свои двадцать сантимов.
Когда он вышел от старьевщика, торговцы на рынке уже сворачивали свои дела. Он аккуратно сложил купюру в десять франков, которую выручил за продажу севрской статуэтки, и двинулся в сторону улицы Фобур-Сент-Антуан, когда услышал голос:
— Эзеб! Какими судьбами!
— Альфред! А что это у тебя за машина? Ты получил наследство?
— Да нет, болван, это мое новое снаряжение, садись, подвезу тебя!
Преследователь остановился, заметив, что Эзеб залезает в автомобиль. Альфред повысил голос, чтобы перекрыть уличный шум:
— Я заканчиваю движение, куда тебя надо отвезти?
— На Монмартр, мне надо кое-кого увидеть.
Незнакомец с явным облегчением привалился к фонарю.
— Страшно рад, что повстречал тебя на улице Алигр, благодаря тебе я точно знаю, что такое прогресс, — заявил Эзеб Турвиль.
Он сидел в кафе на улице Стейнкерк напротив Альфреда, одного из своих бывших коллег, который ныне выполнял функции почтальона с помощью автомобиля, работающего на бензине. Это новшество ввел мсье Мужо, и, хотя заместитель секретаря почтового ведомства был одним из инициаторов его увольнения, Эзеб был согласен, что идея эта была великолепной. Да и вообще, ведь этот Мужо изобрел коробки для писем, которые называли «мужотты», и они здорово облегчали работу.
— Люди могут положить почту в коробки на двадцать минут позже, чем раньше, это важное преимущество, существенное для служащих почты. Не возникает очереди, мы можем немного расслабиться, жаль только, что ты уже не можешь воспользоваться этим новшеством, — заметил водитель авто. — Если бы ты извинился как следует, они могли бы дать тебе велосипед для работы.
Когда Альфред ушел, бывший почтальон, прежде чем взобраться на Холм, взглянул на город и впал в экстаз: как прекрасен Париж! Он пощупал карман, убедился, что десять франков, полученные у старьевщика, на месте. Он почувствовал себя богатым и свободным. Перехватить что-нибудь в кафе, поглазеть на прохожих, полюбоваться витринами и, наконец, с наступлением ночи прийти в тупик, где его мечта станет реальностью.
Это был час, когда после тяжелого рабочего дня из учреждений и мастерских вылетала толпа школьников, подмастерьев, рабочих, которые заходили в маленькие кафе, чтобы что-нибудь попить и перекинуться в картишки.
В одном из таких мест толпа окружила трио музыкантов. Кто-то проорал:
— Заказывайте последнюю новинку, десять сантимов. Кто хочет? Спешите, мадемуазель, не будем тянуть резину и задерживать собравшееся общество! Ну, все готовы? Да? Ну тогда первый куплет, давайте все вместе!
Скрипка вступила, за ней гитара, и потом раздался голос солиста:
Мой ангел белокурый,
О, сколь же вы прекрасны.
Влюбленными губами
Ваш лоб целую страстно.
Эзеб Турвиль напевал романс Поля Дельме, у него было ощущение, что он попал в далекую страну, где ему следует разузнать обычаи и нравы. Потом он вновь тронулся в путь. В конце улицы Норвинс он прошел Мулен де ла Галетт, с ее деревянными лошадками, качелями и каруселями, с дешевыми забегаловками, и вышел на Мулен-Нёф, откуда ему открылся совершенно удивительный вид на город. На юге он любовался Парижем из камня, бронзы и золота в красно-коричневой охристой дымке. На севере, обрамленные тяжелыми столбами дыма над заводами, поднимались Клинанкур и индустриальные предместья, тянущиеся от Клиши до Обервилье. Он стоял бездвижно, его охватил абсолютный покой. Ночь спустилась на город, фонарщики принялись за работу. Медленными шагами, почти нехотя, он спустился к сияющему огнями бульвару Рошшуар, где его ждал Часовой тупик.
Уже некоторое время Рафаэль Субран чувствовал, что его кто-то преследует. Краем глаза он всматривался в витрины, надеясь увидеть там отражение таинственного преследователя. Все эти попытки, однако, потерпели неудачу — хотя он был уверен, что это не плод его воображения, доказательств найти не удавалось. В конце концов, он начал ходить по стенке, постоянно оборачиваться, рискуя свернуть шею, и вынужден был изменить свой обычный маршрут. Время от времени он натыкался то на фонарный столб, то на дерево.
В этот вечер он ринулся в холл дома, где снимал комнату, как заблудившийся в лесу кидается к первому попавшемуся жилью. Не поздоровавшись с консьержем, который считал его симпатягой, хотя и с придурью, он побежал вверх по лестнице, уступив дорогу сочинителю трехгрошовых романов, который никогда не упускал возможности пуститься во все тяжкие, чтобы потом сочинять сладкоречивые мелодрамы для ленивых служанок, которым, чем бы ни занять себя, лишь бы не работать.