– Что, брат, Солома, снова ватагу собираешь? – раздался вдруг знакомый голос на словенском. Ольг медленно повернулся, и тут же оказался в крепких объятиях трёх бородатых викингов.

– Шульга, брат, откуда ты? Живой?! Бобрец, Окунь! – очи кельта сами собой увлажнились, – я ведь думал, вы все полегли там, на «Медведе»…

– На драккаре решили, что ты убит. После того, как твоё тело упало в воду от удара Фридмунда, Лодинбьёрн заорал так, что, кажется, драккар вздрогнул. Косматый кинулся на своих воинов и одного за другим отшвырнул от нас, оставшихся в живых. Он орал и ругался, обещая передушить и скормить рыбам всех, кто сейчас возьмётся за оружие, хотя сам еле стоял на ногах, ты ведь ранил его в руку, и он потерял много своей медвежьей крови.

– Сколько вас осталось? – дрогнувшим голосом спросил Ольг.

– Четверо. Ярл даже не стал наказывать никого за случившееся, свара между викингами за добычу – дело обычное, но нападение на селение эстов ему пришлось отменить. Шесть человек из команды полегло в той схватке, и Олаф в бешенстве чуть не прикончил Косматого.

– Как же вы попали сюда, неужели и старый Косматый Медведь здесь? – удивился Ольг.

– Нет, мы ведь отработали обещанные три года и должны были получить расчёт. Но Лодинбьёрн не заплатил нам ни пенса, напротив, стал орать, сколько мы принесли ему убытков.

– Про тебя вспомнил, – добавил Бобрец. – Хвитрбарт, мол, драку устроил, в которой шестеро словенских и норвежских воинов полегло, посему мы, словене, должны за то отвечать.

– А расплата, мол, как раз соразмерна трём годам нашей службы, – вставил Окунь. – Потом Лодинбьёрн начал заливаться что твой соловей про то, как будет нам хорошо, если мы ещё хотя бы на год или два останемся.

– Но мы не стали задерживаться ни на день, – заулыбался Шульга, – ладно, что так обошлось. Как же мы истосковались по воле, по людям и праздникам нашим! Вот и решили первым делом Свентовидов день на Руяне священном отгулять. А тут глядим, вроде ты, Солома, а вроде воевода какой-то важный, сразу и не подступиться!

– Погодите, вы рекли, что четверо осталось, где ж четвёртый?

– Валуй остался, он женился на молодой вдове и стал нурманом.

– Простите меня, братья! – понурил главу Ольг. – Виноват я перед вами, и перед теми, кто уже домой не вернётся. Был я, братья, в Приладожье, очей не мог на людей поднять, считал, что все вы погибли, и вина в том на мне, как клеймо вечное…

– Да ладно, Солома, что прошло, того не воротишь. Могли ведь и в самом деле все сгинуть. Благодарить богов надо, что живы остались. А ты как здесь, и отчего вокруг тебя столько людей? Начальником что ли стал? У кого?

– Ох, братья, расскажу – не поверите! Но сначала пойдёмте, отметим нашу встречу, как же я рад вас видеть живыми да здравыми! Слава Великому Свентовиду, что он сотворил нынче такое чудо!

И Ольг, обнимая друзей, повёл их в ближайший гостевой двор.

– Так, речёшь, свеи сожгли и разграбили наше родное Приладожье? – печально спросил Окунь.

– Сожгли, отец мой погиб… но мы с князем Рарогом им отплатили, весь фиорд тех разбойников огню предали. Потому и решил я, что не должен больше по свету скитаться, а защищать свою землю и людей, свой Род. И так как отныне я дружины Новгородской воевода, то идите ко мне в дружину, будем вместе с Рарогом и его братьями землю Словенскую боронить и обустраивать!

– Вот как здорово!

– Ну, совсем другое дело, чем нурманам служить!

– Сдвинем, братья, чаши, за нашу Ладогу, не дождусь уже, когда увижу её!

862 г. Прибытие варяжско-ободритской дружины в Новгород на Перунов день. Гостомысл уже умер. Посещение урочища Перынь, клятва Рарога с братьями и дружиной перед старейшинами и новгородцами в соблюдении Русской Правды и Устава. Свара чудинов с кривичами. Благословление волхва Ведамира.

– Глядите, нурманы, нурманы! – кричит самый глазастый малец из стайки юных приладожцев, что удят рыбу на каменистом берегу Волхова. – Надобно наших упредить, вдруг нурманы грабить снова пришли! – глазастый срывается с места, чтобы бежать в селение.

– Погоди, там насада впереди, какие же это нурманы? – останавливает его малец постарше.

– Может и насада, а позади-то драккары, у меня очи зорче твоих, – обижается первый. – Небось, захватили в полон нурманы нашу насаду и плывут на ней, айда в посёлок, старейшине поведаем!

– Да погоди ты, у насады, гляди, парус красный, и сокол на нём, это же ререги! Как пить дать, ререги!

– Так всё одно сообщить надобно! – не унимается зоркоглазый и первым бегом срывается с места.

– Рарожичи возвращаются! – кричит он во всё горло, пробегая по улицам Приладожья.

Выходят жители, всматриваются в приближающиеся лодьи.

– А прав был малец, там не только лодьи, но и драккары со шнеккарами идут, – замечают опытные в морском деле приладожцы.

– А на парусах у них заместо ворона ободритский сокол, – уточняют другие.

– Так не токмо на парусах, глядите, вместо морд вепрей и драконов соколиные и конские головы! Чудно́!

– Погодите, братцы, да это никак наш новый князь Рарог, внук умершего Гостомысла со своей дружиной пожаловал, гляди, какая сила воинов, да все, почитай, в броне, в кожаных доспехах мало кто.

– Сотни полторы лодий-то будет, а, может, и больше! – на глаз определил опытный муж из мореходов.

– Ну, держитесь теперь, нурманские гости-разбойники, не побалуете супротив такой мощи! – восторгались третьи.

– Не только нурманские, а и нашим, что меж собою усобицу чинят, хвост-то поприкрутит новый князь, рекут, на меч он скор, и слово держит! – воскликнул ещё кто-то.

– Гляди, глади, никак, к нам заворачивают, отчего ж не прямо в Ладогу?!

* * *

Лодьи и драккары меж тем становились к пристани. Те же, кому не было места, осторожно подходили к берегу, и воины, спрыгнув на мелководье, сноровисто вытаскивали суда на берег.

Кузнец Кряж с удивлением глядел на крепкого высокого беловолосого воина в добротной броне, который отдавал краткие приказания другим воинам. Вот он повернулся и взглянул на кузнеца своими зеленоватыми очами, лик его озарила знакомая улыбка.

– Ах ты, зелена медь! Братцы, так это же наш Солома! – громко воскликнул удивлённый кузнец, подходя к своему бывшему подмастерью. – Ольг! Да ты как воевода, прямо! – не скрывал восхищения словоохотливый повелитель железа.

– Дядька Кряж, – радостно приветствовал его кельт, – так я и в самом деле воевода, – немного смутился он и обнял земляка. – Только нынче не один я возвернулся в Приладожье, – с радостным облегчением, как показалось кузнецу, молвил кельт. – Гляди, кто со мной приехал, вон они сейчас сходят с княжеской лодьи, – указал Ольг десницей на насаду с алым парусом, что стояла у пристани.