– Эй, не бойтесь!

– Вот труба… – сказал Генка.

– Надо проверить, может, у него правда рога пробиваются, – серьезно посоветовал Владик.

– Чего?

Владик улыбнулся.

– Он в самом деле как горный козленок.

– А-а… – сказал Генка.

Конечно, козленок. Только Генка его так назвать не решился бы. Неловко как-то: слишком уж ласково. Козел – проще…

– Козлята всегда бесятся и прыгают, когда у них рога прорезаются, – объяснил Владик.

– Айда, – сказал Генка.

Он стал спускаться первым. Он ступал, не глядя назад и напружинив спину, готовый принять на себя Владика, если тот сорвется. Но Владик прыгал почти как Илька. Только один раз он задержался перед широкой промоиной, которая разорвала тропинку. Генка протянул руку.

– Сам, – быстро сказал Владик и прыгнул, обвалив за собой глиняный пласт…

Илька ждал их внизу, танцуя от нетерпения.

– К мысу пойдем, да, Гена?

– Пошли. Тут и приткнуться негде.

Вода, отступая, освободила под обрывом узкую полоску песка. Но песок был завален мелкими бревнами, корягами, кусками коры.

Плавник хрустел под ногами, как сухие рыбьи кости.

– Купаться я не буду, – предупредил Илька. – Вода еще мутная. И холодная.

– Скажи лучше: мама не разрешает, – поддел Генка.

– А я и не спрашивал.

– Я тоже не буду, – сказал Владик.

– Кто же у мыса купается! – усмехнулся Генка.

Монахов мыс не казался снизу таким высоким и грозным, как с обрыва. Освещенный солнцем, светло-серый, с травой и кустиками в трещинах камней, он похож был на грузного добродушного старика. Но река не верила в его доброту. Желтая вода сердито крутила у подножия острые воронки.

Песчаная полоса невдалеке от утеса разбивалась и терялась в нагромождении рухнувших пластов глины и камней. Там, на широком уступе, был ровный травянистый пятачок. Очень удобное место, чтобы сидеть, смотреть на катера, загорать и бездельничать. Генка знал его еще с прошлого года. Но чтобы попасть туда, нужно было переправиться через ручей. Он выбивался из-под берега и сбегал в реку. Сам ручеек – в ладонь шириной, но глины размесил вокруг себя, словно землесосный снаряд.

Илька разбежался, прыгнул. И не долетел до твердой земли. Увяз до самых коленок. С чмоканьем вытянул ноги, а потом отдельно сандалии.

Владик разбегаться не стал. Просто разулся и перешел глиняное месиво.

Вдвоем с Илькой они ускакали далеко вперед, пока Генка, чертыхаясь, расшнуровывал кеды и подворачивал джинсы.

Он еще не перебрался через ручей, когда услышал, как Илька и Владик зовут его отчаянными голосами:

– Скорее!

Он рванулся, прыгая через камни.

– Во чего мы нашли! – радостно сообщил Илька.

– Я думал, скала на вас упала, – хмуро сказал Генка.

На твердой площадке у самой воды лежала вверх днищем лодка. Темная и грузная. Похожая на припавшего к земле угрюмого зверя. Один борт был проломлен, а в носовой части днища чернела неровная дыра. Такая большая, что голову можно просунуть.

– Ее наводнением вынесло, – сказал Илька.

– В самом деле? – отозвался Генка. – А я думал, что ее пираты забыли.

Илька не обиделся.

– Ее починить можно…

– Можно, Гена? – спросил Владик.

– Чем вы такую дыру забьете?

– Фанеркой, – предложил Илька.

Генка вздохнул.

– И бок проломан, – сказал Владик.

– Бок-то чепуха, – заметил Генка. Нагнулся и отковырнул щепку. – Тут вообще одна гниль. Эта посудина и до половодья была утилем.

Владик тоже колупнул днище.

– Жалко, верно? А то бы сделали себе кораблик. Парус бы поставили. Покатались бы.

Генка промолчал. Зачем говорить зря? А покататься они, пожалуй, смогут. Здесь же, у самого берега, приткнулись пять связанных бревен – обрывок большого плота. Река, огибая мыс, закручивала здесь свое течение, чтобы спрятать за скалой добычу покрупнее.

– Вот корабль! – Генка прыгнул к плоту. – Не потонет, не перевернется. – Он шагнул на бревна. Они вразнобой заходили под ногами. – Ничего, выдержат. Можно на них к нашей тропинке спуститься. Хоть через ручей снова не полезем. Идет?

Владик не ответил. Осторожно сошел к плотику. Потом сказал:

– Не хочется, Гена.

– Я тоже не поеду. Мне мама не разрешает, – с вызовом заявил Илька.

– Не разрешает – не надо, – миролюбиво откликнулся Генка. Соскочил на берег, поднатужился и оттолкнул плот. – Пусть без нас плавает. Будет кому-нибудь находка. Дров – на целый месяц.

Они забрались на травянистую площадку.

– Желтый день… – вдруг сказал Владик.

Генка понял. Шла у берега неспокойная желтая вода, и солнце, уходя к западу, тоже рассеяло в небе янтарный свет.

– Скорее, не день, а вечер, – заметил Генка.

– Гена… – тихонько сказал Владик. Он сидел с опущенным лицом и сцарапывал с ноги светлую корочку подсохшей глины. – Знаешь что… Ты, может быть, думаешь, что я трус. Из-за плота… Ну, я правда боюсь. Я просто видеть не могу мокрые бревна. Скользкие… Знаешь, сразу кажется, что опять затылком грохнусь…

– Да брось ты, ничего я не думаю, – поспешно сказал Генка.

Но говорил он почти машинально. Ему стало не по себе, как при близкой опасности. Словно перехлестнулся в него Владькин страх. Ведь в самом деле: поскользнешься, ударишься – вдруг снова беда?

Он сказал сбивчиво и хмуро:

– А ты… не скачи зря-то… Ты на Ильку не гляди. Пусть он прыгает, если голова дырявая.

Илька презрительно промолчал.

Генка вдруг встревожился: опять что-то получилось не так.

Илька неожиданно спросил, будто о пустяке:

– Владик, а больно, когда операция?

«Вот балда!» – подумал Генка. Он увидел, как шевельнулось и напряженно застыло Владькино плечо.

– Что, Илька? – сказал Владик.

– Наверно, больнее, чем нога, когда ее дергают, – сердито вмешался Генка.

Владик поспешно спросил:

– Какая нога?

– Да зимой этот козел ногу подвернул. Сел и ревет. Хорошо, что твой отец мимо проходил. А то мы с Яшкой хотели «Скорую помощь» звать.

Так было сказано о Яшке. Впервые за весь день. Мимоходом.

Но сразу они замолчали и, повернувшись, посмотрели на верхнюю кромку мыса. Илька и Генка. И Владик, который знал о Яшкиной гибели из Илькиного письма.