Летописец умолчал о потерях македонцев, хотя они также понесли немалый урон. Сак-тиграхауда не знал промаха. Так так стрела не пробивала бронзу толстых кирас, он поражал наступающих в шею и глаза. Трудно, почти невозможно достать проворных всадников мечом и даже пикой — перед сомкнутым строем несущейся вперед македонской конницы скифы мигом рассыпались по полю и стремились обойти неприятеля сбоку, Только при помощи легкой пехоты, защитившей фланги, Александру удалось опрокинуть саков-тиграхауда.

Раздраженный упорством варваров, Александр пустился их преследовать, чтобы истребить до последнего человека. Увлеченные погоней македонцы не заметили, как далеко ушли от Яксарта. Справа от них возвышались обожженные солнцем предгория. Впереди и слева раскинулась безводная холмистая степь. Следы азиатов пролегали на северо-восток, по направлению к синеющему во мгле горному хребту. Наступил вечер. Македонцы, утомленные зноем и жаждой, остановились. Было решено переночевать возле пересохшей речки. Дракил, снова поднявшийся до гиперета — начальника, ведающего доставкой съестных припасов, — отыскал в извилистом русле длинную лужу с теплой и грязной водой. Воду процеживали сквозь полы запылившихся хитонов и пили, так как лучшей поблизости не было. Наутро все, включая самого Александра, хватались за животы и скрежетали зубами.

Македонцы не догнали отступающих скифов и на второй день. Летучие отряды саков-тиграхауда маячили на рыжих буграх, поросших колючей, уже выгоревшей травой, истребляли вырвавшихся далеко вперед неприятелей и пропадали в тучах желтой пыли. Опять настал вечер. Доведенные до отчаяния преследователи лежали пластом на земле, и жалобные стоны страдающих людей перекликались с плачем шакалов.

Александр долго не засыпал. Его мучило беспокойство. Слишком поспешное отступление саков-тиграхауда не предвещало ничего хорошего. По рассказу Геродота, царь персов Кир, обманутый скифами, долго преследовал их в пустыне, пока не попал в засаду: Киру отрубили голову. Другой перс, царь Дарий Гистасп, тоже упрямо гонялся за скифами, а потом едва выбрался из причерноморских степей.

Александр прошел от Геллеспонта до Киресхаты и ни разу не повернул обратно. Но тут, за Яксартом, начиналась таинственная страна-страна непонятных людей. Все слышали об их честности, приветливости и гостеприимстве. И все слышали об их жестокости и коварстве. Скифы хорошо встречают друзей и беспощадно расправляются с врагом. И если от их рук пал Кир, не знавший до того ни одного поражения, то почему он, Александр, надеется на удачу? Эта мысль до Киресхаты показалась бы царю смешной, но теперь она его испугала.

И сын Аммона решил: надо возвращаться. Постыдно? Пусть так. Это все же лучше гибели. Тот, кто теряет голову в переносном смысле, может потерять ее и в прямом. Сошлемся на раны, болезни, плохую воду… Не станут же воины упрямиться, — все так и рвутся назад. Надо возвращаться.

Александр тяжело вздохнул и позвал Птолемайоса Лага.

Близ Мараканды, на берегах Политимета, македонцы были

стеснены со всех сторон и бежали на небольшой остров на

реке. Здесь скифы и всадники Спитамена окружили их и

перестреляли; только немногих захватили в плен и перебили.

Аристобул рассказывает, что большая часть войска была

уничтожена в засаде, так, как скифы скрылись в лесах,

откуда и напали на македонцев во время самого сражения…

Арриан, "Поход Александра"

— Сейчас же пошли гонца к Гефестиону, пусть он начнет действовать, так велел Александр телохранителю Фардикке после того, как истребил в горах двадцать две тысячи узрушан.

Гонец благополучно доставил приказ царя в Макаканду.

— Ладно, — с готовностью сказал Гефестион, — действовать так действовать.

Он утроил у всех городских ворот стражу и вместе с Оробой направился к базарному старосте.

— Хорошо тебе жилось при персах? — спросил толстобрюхого старосту Гефестион.

— Вай! — вскричал купец. — Плохо жилось. Совсем плохо!

— Теперь лучше?

— Вай! Теперь хорошо. Совсем хорошо.

— Чем же ты отблагодарил своих избавителей?

— Вай! — Староста сразу сообразил, в чем дело. — Все, что на базаре, — ваше, господин! — воскликнул он, подобострастно изогнув шею. И добавил про себя: "Лишь бы я цел остался".

— Так вот, — промолвил Гефестион строго, — все товары — ты слышишь меня? — все товары, привезенные сегодня на рынок, ты должен приподнести в дар Искендеру. Иначе Зулькарнейн, не дай бог, подумает, что ты неблагодарный осел, которого следует повесить на городских воротах. Понимаешь меня?

— Вай! — Староста побледнел. — Все понимаю, господин. Все понимаю.

И подумал: "Что теперь будет?"

— Агар! — крикнул он, отворив низкую дверь пристройки. — Агар!

Из темной комнатушки выглянул человек с худым, желчным лицом и красноватыми глазами. Староста наклонился к его уху и, хмуря брови, долго что-то шептал, то и дело оглядываясь на Гефестиона, причем, когда он оборачивался к македонцу, жирная рожа плута расплывалась в улыбке.

— Жители Мараканды! — вопил через полчаса Агар с возвышения. — Эй, жители Мараканды! Радуйтесь! Царь Искендер Зулькарнейн, да славится его имя вечно, покупает все наши товары.

Тишина. Недоумение. Затем из толпы выступил чеканщик Фрада, отец Варахрана:

— Как это — все товары? Объясни получше!

— Все: посуду, ткани, одежду, баранов, зерно, масло — словом, все, что вы привезли или вынесли на базар сегодня.

Опять молчание — люди не сразу нашлись, что сказать. О подобных сделках в Мараканде еще не слышали. Потом снова заговорил Фрада:

— А что Искендер даст взамен?

Агар вынул из-за пазухи и поднял высоко над головой желтый глиняный черепок.

— Каждый из вас, жители Мараканды, получит табличку с именем Искендера. Не теряйте табличек. Когда царь, да будет благословенно его имя, вернется из похода на Киресхату, он любому, кто предъявит черепок, выдаст сколько следует золотых или медных монет.

Монеты? И когда? Когда Искендер вернется из Киресхаты! А если он вернется через три года? Или совсем не вернется? Люди пришли на базар, чтобы обменять зерно на посуду, овец на земледельческие орудия, сухие фрукты на одежду, — чтобы приобрести, с душевной болью отрывая от скудных запасов немалую часть, вещь, еще более необходимую в хозяйстве. И вот им предлагают какие-то черепки, которые ни к чему не приспособишь… Базар зашумел.

— Как вам не стыдно! — с возмущением крикнул Агар. — Кто вас освободил от Бесса? Искендер. Я б на вашем месте даром отдал все, что есть. А вы трясетесь над погаными горшками, чтоб им разбиться! Эх, люди!

Агар покачал головой и сплюнул.

— Товары оставить здесь. Ослов и повозки тоже. Выходите по одному на храмовую площадь. Ну, пошевеливайтесь!