Меня не ранили, никаких следов нападения на мне не осталось.

Я надеялась на то, что полумрак не позволит службе безопасности разглядеть на видеозаписи, как я отпускаю нападавшую. Что же я наделала?

Я побежала. Мои шаги отдавались гулким эхом в пустом коридоре, однако спустя несколько секунд я врезалась в орущую толпу. Все вокруг заклокотало, вторя стуку моего сердца. Я натянула рукава пониже, чтобы ни до кого случайно не дотронуться. Возвращаться в каюту я теперь не собиралась, мне нужно было поскорее встретиться с Ризеком и убедить его, что я не имею к случившемуся никакого отношения. Отказаться мучить людей – это одно, а участвовать в перевороте – совсем другое. Нож незнакомки я сунула в карман, подальше от любопытных глаз.

Когда я добралась до отсека Ризека – он находился на противоположном борту корабля, – меня обступили стражники и проводили до кабинета. Я постучала, сомневаясь, что брат меня впустит, но тот крикнул входить.

Ризек стоял в одиночестве, босой, отвернувшись к стене. В руке он зажал стакан с разведенным экстрактом тихоцвета. Броня лежала на кресле.

Когда Ризек обернулся, в его глазах я различила панику.

– Тебе чего? – рявкнул он.

– Я… – пробормотала я и почему-то испуганно запнулась. – Я хотела убедиться, что ты в порядке, Ризек.

– Разумеется, я в полном порядке. Вас убил двоих заговорщиков, попытавшихся проникнуть сюда. Они и пискнуть не успели.

Ризек отдернул занавеску, за которой скрывался огромный, высотой почти в его рост иллюминатор, и уставился на изумрудное токотечение. Еще немного – и Ток посинеет, указывая, что настало время раскопок и поиска, время исполнить ритуал наших предков.

– Неужто ты полагала, сестричка, что детский заговор может мне повредить?

– Когда на тебя нападают, Ризек, немудрено прийти в смятение, – я осторожно приблизилась к Ризеку, словно он был диким зверем.

– Я вовсе не в смятении! – заорал он, со стуком поставив стакан на столешницу.

Содержимое расплескалось. По белому ковру растеклись красные пятна.

Я посмотрела на брата, захваченная воспоминанием о его надежных руках, державших меня во время моей первой процессии, о том, как он с улыбкой поддразнивал меня, когда я нервничала. Не его вина, что он стал изощренным чудовищем.

Наш отец превратил Ризека в изверга. Оставив меня в покое, Лазмет Ноавек преподнес мне величайший подарок – дар, более щедрый, чем сама жизнь.

Я тоже приходила к Ризеку лишь с обвинениями, гневом, презрением, страхом. И никогда – с добротой. Отец целиком полагался на целенаправленные угрозы и пугающее молчание, мать же, с кинжальной ловкостью, пользовалась добротой. Так что пока я напоминала Лазмета, а не Илиру. Тем не менее все еще можно изменить.

– Я – твоя сестра. Тебе не обязательно от меня таиться, – мягко произнесла я.

Ризек уставился на испачканный красным манжет рубашки. Брат молчал, и я решила, что это добрый знак.

– Помнишь, как ты играл со мной в куклы? Как ты учил меня держать нож? Я норовила сжать его посильнее, и у меня немели пальцы, а ты показывал мне, как правильно.

Он нахмурился. Интересно, помнит ли он свои давние воспоминания или уже вкачал их в своего личного оракула?

А вдруг Ризеку передалась часть доброты Айджи? Полминуты – и обмен завершен…

– Мы с тобой не всегда были такими, как сейчас, – добавила я.

Ризек продолжал молчать, и меня охватила надежда, что отныне он будет смотреть на меня иначе и наши отношения изменятся. Только бы брату удалось победить свои комплексы! Ризек посмотрел мне в глаза: и мне почудилось, что я не ошиблась, я почти слышала его тихий голос…

Мы могли бы стать такими, какими прежде.

– Но ты убила нашу мать, – твердо проговорил Ризек. – Теперь мы имеем то, что имеем.

Меня словно ударили под дых. Но, признаюсь, на какую-то минуту меня дурманила надежда.

Я провела бессонную ночь, страшась того, что может устроить Ризек после нападения.

Ответ пришел утром. Пискнул сигнал новостного экрана. Вскочив с койки, я метнулась к стене и провела пальцем по сенсорной панели. На экране возникла тощая фигура Ризека. Отсветы брони бросали на его бледное лицо жутковатые блики.

– Вчера мы пережили… попытку раскола.

Его губы насмешливо изогнулись. Брат понимал, что чем меньше страха он выкажет, тем лучше будет его репутация славного шотетского правителя-воина.

– К счастью, преступники не смогли причинить нам вред и просто заглушили двигатели корабля. Но нам все же придется найти и искоренить ростки заговора, – его тон сделался зловещим. – С сегодняшнего дня мы начнем произвольно выбирать из базы данных людей, независимо от их возраста, которые будут обязаны отвечать на наши вопросы. С восьми вечера и до шести утра вводится комендантский час, касающийся всех нас и членов экипажа – кроме непосредственно занятых обслуживанием корабля. Он будет отменен только тогда, когда мы устраним проблему. Побывка откладывается до тех пор, пока я не удостоверюсь в безопасности полета.

– «Отвечать на наши вопросы» – это эвфемизм, означающий «допрос с пристрастием»? – спросил Акос у меня за спиной.

Я кивнула.

– Если кому-то известны имена тех, кто замешан в мерзкой выходке, – продолжил Ризек, – в ваших же интересах ввести нас в курс дела. Те, кого уличат в сокрытии информации или лжи в ходе дознания, будут сурово наказаны именем шотетского народа. Заверяю вас, что безопасность корабля и находящихся на нем людей – моя главнейшая забота.

Акос фыркнул.

– Если вам нечего скрывать, вам нечего и бояться, – подвел итог Ризек. – Продемонстрируем же галактике нашу мощь и единство!

Его лицо оставалось на экране еще несколько минут, после чего начались новости на отирианском, которым я владела вполне сносно. Рассказывалось о засухе на Тепесе, и шотетские субтитры в кои-то веки были правдивыми.

– «Продемонстрируем же галактике нашу мощь и единство», – повторила я себе под нос. – Вот в чем, значит, цель нынешней Побывки.

– А ты что думала?..

Я продолжала смотреть на экран. Через сорок дней Ассамблея должна была проголосовать за выдвижение дальнейших требований к оракулам на всех планетах. Шотетские субтитры гласили: «Ассамблея пытается установить жесткий контроль за оракулами, используя тиранический закон, который будет принят через сорок дней».

Перевод нельзя было назвать неточным, скорее – крайне предвзятым.

Известная шайка космических пиратов получила пятнадцать сезонов тюремного заключения. Перевод на шотетский утверждал: «Группа золданских повстанцев приговорена к пятнадцати сезонам тюрьмы за критику чрезмерных ограничений, вводимых Ассамблеей». А это уже не столь точно.

– Побывка – это признание нашей веры в Ток и того, кто им повелевает, – произнесла я. – Религиозный обряд и способ почтить предков.