С «принцем» мы больше не сталкивались, последний раз я заметила его спину среди гостей несколько часов назад. Старалась увиливать по другой стороне зала и держаться подальше, а когда подходила к другим гостям – прятала глаза, чтобы меня не запоминали и не замечали. Мне очень хотелось избежать искушения глазеть на богачей, завидовать, что в их жизни все легко и просто. Да и не нужны мне пустые надежды. Они точно не помогут, я не смогу так, как брюнетка – найти папика побогаче и жить спокойно.

Когда в зале остается не более двадцати человек, расслабленно танцующих около сцены и беседующих за столами, я спокойно выдыхаю и позволяю себе маленькую паузу возле стойки. Апельсиновый сок и сырную соломку мне предложил бармен, я не отказалась.

Неужели Геннадий не врал? И меня правда пригласили поработать разносчиком еды и напитков?

Присев на высокий стул около стены, чтобы никому не мешать, пытаюсь размять гудящие плечи. Руки несколько часов на весу, мышцы жутко болят от усталости, и пальцы подрагивают. Хорошо хоть я туфли надела удобные, но ноги все равно хотелось окунуть в холодную воду.

– Устала? – теплые и сильные руки ложатся на плечи, касаясь моих пальцев. Я запрокидываю голову и смотрю на того, кто решил ко мне так бесцеремонно пристать. Принц Коршун? Улыбается так светло и нежно, что я невольно отвечаю ему тем же.

Он, кажется, ушел еще час назад, я видела. Что заставило вернуться?

– Потанцуешь со мной? – мужчина перехватывает мою руку и встает передо мной.

Наши дни

Захлопнув ноут, иду в гостиную. Замираю у окна, смотрю вдаль и думаю о матери. Что ей сказать, как себя вести? Меня трясет от гнева, от невысказанной обиды, но и колышет немного от нелепого детского предвкушения, что услышу ее голос. Изменилась ли она? Или все такая же веселая хохотушка?

Осталось достать телефон.

Раньше, я не задумывался о таких нужных мелочах. Дорогие гаджеты, украшения, лучшие дизайнерские шмотки, деньги на ветер – все это было, а сейчас порадовался бы старенькой мобилке в руках.

Придется просить Агату или кланяться Егору. Зараза. Ненавижу унижаться. Унижать – пожалуста, а сам склонять в просьбе голову – ни за что, но придется.

Поднимаю взгляд и всматриваюсь в две фигуры, что прячутся в тени сада. Они стоят в профиль ко мне. Егор заправляет Агате волосы за ухо, задерживается надолго большой рукой на ее щеке, заводит на  затылок, и она не отталкивает.

Я буквально прикипаю к стеклу, по телу, как молнии, скачут разряды необъяснимого огня.

– Отойди от нее… – скрипит голос. Понимаю, что мой, через мгновение, когда охранник наклоняется и целует Агату в губы. Она не сопротивляется, не дает ему пощечину, не злится. Отвечает! Со всей страстью, обнимая его за шею, запуская пальчики в его короткие волосы.

Убью! Первая мысль. А потом меня подкидывает от ярости, в кровь вспрыскивается жуткая горькая смесь из гнева и ревности. Я не должен ее ревновать. Она мне никто. Продажная шлюха, не более.

Но меня все равно колотит, а это «продажная шлюха» после ее слез и обморока совсем не вяжутся в моей голове. Я закипаю. Натурально. Эмаль хрустит, челюсти скрипят, а я таращусь на их лобызания и ненавижу обоих.

Вылетаю из гостиной и натыкаюсь на другого охранника.

– Агата Евгеньевна просила…

– Пошла нахрен твоя Агата! – вылетаю через черный ход и, как медведь гризли, иду к хозпостройкам. Я там видел топор. Мысли кружатся одичавшим роем пчёл. Я наверное в этот миг способен убить, но подхватив у колоды инструмент, загоняю его в бревно с такой дурью, что оно разлетается на несколько частей.

Рублю долго. Не получается, потому что я никогда этого не делал. Видел, как слуги работали, в кино, а сам… никогда не марал руки.

Натираю мозоли до крови, но плевать. Не чувствую боли, замахиваюсь снова и снова и пытаюсь прогнать из мыслей их сплетенный образ. Это всего лишь поцелуй! Всего лишь обнял ее. Мыша не моя вещь, я ее не достоин, а Егор тянется к ней давно. Наверное, мне стоит отступить, признать поражение, но я не могу. Не могу, твою шиншиллу!

А что они делали вчера? В ее комнате. Ведь я видел, как вместе поднялись.

Ору на весь двор, пытаясь выгнать эту мразь из головы.

– Уйди! Свали нахрен из моего сердца, я не хочу! – замахиваюсь, но получается смазано. Кол заходит в бревно и там остается. Нервничая и содрогаясь от мучительного огня внутри, пытаюсь его вытащить. Топор срывается, а колода сильно защемляет мой палец внутри расщелины.

Вырвав с мясом, приседаю на колено и продолжаю орать. Не от боли, а от собственной тупости. Еще одна баба меня сломила. Приручила, привязала к себе, а потом метнулась к другому. Пре-да-ла.

На языке один маты, в душе такой мрак, что я понимаю, лучше не видеть их сейчас, не попадаться на глаза. Убью нафиг и не пожалею.

Но сдавленная боль в пальце заставляет очнуться. Смотрю удивленно на руку в крови и не понимаю, как это произошло. Трезвею от опьянения ревности, но в груди все еще сверлит и болит.

Я должен выбраться отсюда. Должен вернуть свою жизнь и никому больше не позволять в нее вмешиваться. На этот раз я хорошо подготовлюсь.

Возвращаюсь в дом через главный ход. Бросаю взгляд назад и замечаю, что Агата с Егором просто беседуют и стоят на достаточном расстоянии. Плевать. Уже. Все, что я думал за последние дни. Хотел ее приблизить, узнать, расположить к себе. Все это идет к чертям. Сейчас я хочу только задушить. Егора, мразоту с длинными руками, а девку нагнуть, а потом выбросить на улицу.

Иду в кухню, опустив руку. Палец пульсирует, кровь капает на паркет и ковер. Посрать.

Вместо поиска аптечки, иду к бару. Достаю виски и щедро поливаю рану. Сцепив зубы терплю жжение, от чего темнеет в глазах, приходится даже прислониться к мебели, а потом запрокидываю голову и напиваюсь с горла.

Почему я на нее так реагирую? На Агату. Да я ее толком не знаю. Простушка. Серенькая. Ничего особенного. Почему так гудит под ребрами, когда закрываю глаза и вижу, как она позволяет языку Егора пробираться в рот?

Замахиваюсь и разбиваю бутылку о пол. На звук приходит охрана, через минуту прибегает и Агата.

– Руслан, что ты делаешь? – она окидывает взглядом комнату. Оценивает стекла на полу, бледнеет, когда смотрит на мою опущенную руку и бесконечно капающую кровь. Убегает куда-то.

– Да, лучше беги от меня, – процеживаю сквозь зубы и падаю на диван без сил. Запрокидываю голову. Боль оглушает, фокусируется в пальце, а потом стрелой спешит между ребер и сдавливает, сдавливает… – Как я тебя ненавижу.

– Я знаю, – отвечает тихий голос.

Приоткрываю веки и мутно разглядываю ее лицо.

– Молодец. Вот и знай. Шалава продажная.

Ее будто по щеке кто-то бьет, так быстро отворачивается, но не уходит, садится рядом, берет крепко мою руку в свою. Наливает что-то. Оно щиплет и кусается, снова обжигает болью.