«Призываю всех адских фурий покрыть эти земли черной тьмой и дать мне силу, чтобы одолеть эти мерзкие порожденья природы!»

Павшая на землю темнота оказалась такой непроницаемой, что погребенная под лианами Малефисента словно ослепла. «Замрите!» – крикнула она, и лианы мигом оцепенели, оставив широкий просвет – достаточный, чтобы в него прошел огромный дракон. Малефисента бросилась бежать, то и дело уклоняясь от свирепых ударов Повелителей Леса, которые еще пытались отыскать ее среди колючих зарослей. Расхохотавшись, Малефисента ударом своей магии разнесла вдребезги летящий в нее большой камень и наконец дала волю своей ярости, уничтожая все на своем пути, направляя смертоносные волны разрушения во все стороны. Лианы с треском ломались, Повелители Леса вспыхивали как хворост. Взмахивая посохом, Малефисента подожгла еще несколько из них.

Оберон, рыдая, стоял среди остатков разметанного в щепки леса над дымящимися останками самых преданных своих полководцев. Вне себя от отчаяния, он издал тоскливый вопль, который разнесся по всем окружающим землям. От этого вопля с неба пролился дождь, загасивший огонь Малефисенты, но исправить было уже ничего нельзя: Оберон попытался одолеть темную фею – и потерпел поражение.

А Малефисента под покровом спасительной темноты направилась к своему замку.

Снова очутившись дома, Малефисента вздохнула с облегчением. «Слишком уж надолго я отлучилась», – думала она. Только попусту потеряла время, пытаясь найти помощь у тех, кому судьбой назначено предать ее. Как глупо, как неразумно с ее стороны было доверять Нянюшке... да и вообще полагаться на кого-либо, кроме себя самой.

Темная фея вновь осталась в одиночестве. Ну и что тут такого? Она всегда была одна. И свои проблемы она решит сама. Сама разберется с принцем Филиппом.

Малефисента встала перед зеркалом в полумраке своей спальни, где единственным источником света было зеленое пламя в камине. От пляшущих языков огня по стенам метались жуткие, угрожающие тени каменных горгулий, которые таращились на нее из четырех углов комнаты и с обеих сторон огромного камина. Обрамляющие очаг каменные чудища возвышались над Малефисентой футов на пять, не меньше. Малефисента даже подозревала, что когда-то они были живыми дышащими существами – изредка ей казалось, будто она видит в их глазах крохотную искорку жизни. Темная Фея уставилась на свое зеленоватое лицо в отражении зеркала и попыталась взять себя в руки, подавив бушующий в душе гнев. Для этого самого главного сражения ей понадобится холодная голова. Ведь ей придется объявить войну не одному только Филиппу, но и доброй части всего волшебного мира.

– Малефисента, прошу тебя, остановись. Отступись, пока еще не поздно. – В зеркале замерцало изображение королевы Гримхильды. Малефисента зажмурилась, от всей души желая, чтобы та немедленно убралась. Видеть старую королеву именно сейчас ей совершенно не хотелось.

– Друг мой, я не могу допустить, чтобы моя дочь осталась жива. Тебе не понять.

Лицо Гримхильды посуровело:

– Ты так считаешь? Я ведь пыталась убить свою дочь! И даже не один раз! Уж если кто и может тебя понять, то это я! Но попомни мои слова, Малефисента: если ты поднимешь руку на принца Филиппа, тебе не жить. Так написано в волшебной книге сказок. А если твое тело погибнет, кто поручится, сможешь ли ты поселиться в каком-нибудь другом мире? Сестричек сейчас рядом нет, и они тебя больше не защитят!

Лицо Малефисенты вспыхнуло от ярости:

– Вот как? Значит, все уже написано заранее? Предопределено? Тогда чего ради мы вообще живем?

– Хотела бы я иметь больше силы, – вздохнула Гримхильда, – но за пределами моего собственного королевства я почти ничего не могу. – Похоже, королева понимала, что отговорить Малефисенту от ее безумств ей вряд ли удастся. – Но если уж ты твердо решила умереть сегодня, то хотя бы знай, что я очень тебя любила.

У Малефисенты что-то дрогнуло внутри – в том месте, где она хранила всю свою боль. Где жили воспоминания о ее приемной матери, о сестричках, о ее дочери и о ней самой – прежней.

– Я знаю, Гримхильда. Спасибо тебе.

– Поверь, еще не поздно остановиться, – все еще пыталась убедить ее старая королева. – Ты можешь просто отпустить принца. Можешь попросить фей зачаровать его так, чтобы он никогда не вспомнил, кто ты такая или что ты ему сделала. В конце концов, у них перед тобой должок! И ты можешь разбудить свою дочь. Просто пойди в свое подземелье и отпусти его, Малефисента. И на этом все сразу закончится!

Малефисента как будто задумалась над предложением Гримхильды, но затем ее лицо вновь застыло безжизненной маской, и она коротко отрезала:

– Нет.

– Но почему?! Прошу тебя, отбрось свою гордость и свою обиду. Ведь речь идет не о Легендарной и не о других феях. Да, знаю, они тебя предали. Но, пожалуйста, не позволяй гневу поработить тебя. Не убивай свою дочь лишь потому, что другие причинили тебе боль. Убийством дочери ты их не накажешь. Ты ранишь только себя! И принесешь муки Авроре!

Малефисента не переставала удивляться, почему никто, кроме нее, не понимает, что ею движет. Ей самой необходимость убийства Авроры казалась такой очевидной. Но ни один из тех, кто был когда-то ей близок, не мог уяснить ее мотивов. Хотя сестрички наверняка бы ее поняли. Правда, они-то как раз хотели бы, чтобы принцесса пробудилась, прекрасно представляя, какую это вызовет беду.

– Я должна убить Филиппа. Посуди сама: он ведь и есть ее истинная любовь. Они влюбились друг в друга, даже не зная, что уже заочно помолвлены. Он ради этой любви отказался от места при дворе своего отца, не догадываясь, что именно ее предназначили ему в жены. И если он ее поцелует, она точно проснется! Слишком уж здесь все идеально – словно и впрямь предопределено и написано заранее и этим двоим остается лишь разыграть свои роли. И я, разумеется, тоже исполняю отведенную мне роль – роль владычицы тьмы, которая всеми силами старается держать влюбленных как можно дальше друг от друга, не давая им встретиться! А почему? Потому что я обиделась, что меня не включили в список гостей? Глупости! Или потому, что моя приемная мать предала меня и поручила мою дочь этим кошмарным феям, и от этого мне захотелось увидеть, как Аврора погибнет в день ее шестнадцатилетия? Не слишком ли просто, как по-твоему? Таких причин можно придумать много – будет, из чего выбрать. Но никто так до сих пор и не понял правды. Никто так и не догадался, почему мне так нужно обезопасить мою дочь! – Она гневно швырнула свой посох через всю комнату. Стены содрогнулись от грохота. – Как ты думаешь, почему я выбрала для этого именно ее шестнадцатый день рождения? Неужели ты считаешь, что я взяла это число наугад, просто с потолка? Я обрела свою силу именно в день своего шестнадцатилетия – и смела Страну эльфов и фей с лица земли. Войдя в полное могущество, я едва не убила всех, кто был мне дорог, и я не хочу, чтобы то же самое случилось с моей дочерью. Она унаследовала мою силу. Наверняка это уже по ней заметно! Я не желаю ей таких же страданий, какие испытала сама. Я пытаюсь спасти ее от этой боли. Она должна остаться в царстве снов навеки!